Фиксирую точку зрения, чтобы не поменялась :)
Горизонтальный и вертикальный контракт — термины из лекции Аузана, может быть есть другие слова для этого. Аузан ещё говорит, что вертикальный — это «по Гоббсу», а горизонтальный — «по Локку».
Гоббс исходил из того, что человек по природе «зол», что им владеют дремучие животные инстинкты, которые государство призвано ограничивать — и поэтому считал правильным правлением просвящённую абсолютную монархию. Другие, в том числе Локк и многие прекраснодушные французы вроде Руссо, исходили из того, что человек по природе «добр», стремились к «свободе, равенству и братству», французы даже совершили революцию, освобождая доброго человека от насилия… Надо думать, обе модели не исчерпывают реальность, и истина, если есть, то где-то посредине — «люди некоторые добры, некоторые нет»; или «людям иногда свойственно делать зло, а иногда добро».
Горизонтальный контракт, как я его понимаю — это то, что создаётся гражданским обществом для себя, — когда люди осознают необходимость регулирования. А вертикальный создаётся государством, и уже для себя, — когда люди признают неизбежность насилия над собой. Таким образом, самосознание и способность народа самому принять ответственность за свою судьбу становится определяющим моментом. Нужна нянька — сиди в яслях. Можешь жить сам — няньку рассчитают и отошлют в деревню.
Когда американские первопоселенцы первым делом выбирают себе шерифа — это существенно, это принципиально. Они ещё себе и священника выбирали. Кстати, в России так было в Новгороде в глубокой древности — и священника выбирали, и тысяцкого, а князя там держали как наёмного главнокомандующего на случай обороны от врага. Ну а теперь у нас, если приходит человек, скажем, на рынок торговать, сразу откуда-то выскакивает некто и говорит «что наторгуешь, половину отдашь мне, потому что я шериф/президент/глава пожарной охраны/Иван Грозный, а кто не согласен, тому по лбу». То есть «шериф» не выбирается обществом, а предшествует ему, предстоит, объявляя всё что есть — своим по праву, делясь чем-то из этого с обществом. И все согласны. В частности потому, что дальше-то всё как у людей, чинно-благородно, шериф так же следит за порядком, люди сыты и в безопасности…
Разница только в этих основах, в том, что горизонтальный контракт и демократия — это легализация права на бунт (очень мне нравится это определение, в оригинале «институционализация права на восстание»). А вертикальный контракт — это легализация права на узурпацию власти.
Из этого вытекает и ещё одно различие: горизонтальный контракт — это взаимное согласие граждан, создающих государственные органы для своих целей. А вертикальный контракт заключается между государством и обществом, тем самым вопрос о создании и устройстве государства оказывается исключённым из соглашения, а государство как сторона договора получает право договор изменить или разорвать.
Путин сейчас как нельзя больше устраивает Россию и подходит ей. Об этом свидетельствует его пресловутый рейтинг — было бы глупо утверждать, что это только пропагандистская накрутка. Да, свободная пресса заставила бы его отвечать на очень неудобные вопросы оппонентов, да только народ согласен, чтобы этих оппонентов не было слышно. Народ не только не бурлит, не только признаёт власть властью, но даже согласен терпеть все эти игры в тандемы и башни Кремля, и значит вот именно такое нам и потребно. Поэтому в России сейчас социальный контракт есть, и очень прочный, и он работает — по крайней мере работал до кризиса. Путинская элита блюла и блюдёт не только свои интересы — контракт был обоюдно выгоден и власти, и народу. Элита совершенно очевидно работала на публику, от которой был запрос на «величие» (надо думать, в силу фантомных болей, связанных с разрушенной империей), был запрос на рост благосостояния, и был запрос на «всё должно сделать государство». Гайдар писал в «Конце империи», что основой советского контракта были стабильные цены, в первую очередь на продовольствие, и повышения цен часто приводили к восстаниям, а освобождение цен привело к краху СССР. Развитием той же традиции, видимо, стала нефтяная «стабильность». В результате мы имеем огосударствление экономики и «ресурсное государство» с пилёжкой бюджетов на всех уровнях. СССР revisited — всё как заказывали, разве нет?
В сущности, Путин — это победивший переворот 1993-го года. Если бы Ельцин в 1992 не загнал коммунистов в гетто, они бы могли, может, стать цивилизованнее… (а может и нет). Но так или иначе тогда был выбран радикальный вариант: или — или. Власть стала диктовать свою безальтернативность народу (в том числе на жутких «выборах» 1996 года), и этим сделала первый шаг к авторитаризму и «имитационной демократии». А нереализованный запрос на «совок» в обществе остался, и соответственно тоже радикализировался: «банду Ельцина под суд». И после того, как ельцинская экономика рухнула в 1998, на смену ей в обличье тов. Путина пришли Анпилов и Макашов, после дефолта ещё более окрепшие от уверенности в своей правоте — и выработанные к тому времени механизмы управления страной пришлись как нельзя более кстати.
Таким образом, то, что мы сейчас имеем в России — это вполне гоббсовский патерналистский контракт, воспроизводящий по мере возможности прежний советский вариант. Власть определяет, что хорошо и что плохо («марш несогласных», например, плохо), а народ слушается и соглашается считать плохим то, что считает плохим государство: потому что монарх просвещённый, а народ серый. И мне кажется, это вполне точное следование гоббсовскому рецепту.
Возможно ли превращение одного типа контракта в другой?
Социальный контракт, как любой договор, необходимо подразумевает антагонизм между сторонами, где каждая сторона вынуждена подозревать другую в жульничестве или неравном обмене. Но в этом тоже есть разница между типами контрактов. Нарушители многостороннего горизонтального контракта противопоставляют себя обществу (всем не-нарушителям), создавая противоречие между асоциальными одиночками и обществом в целом — такой конфликт, в общем-то, может приводить и к модернизации условий контракта, если подавляемое меньшинство сможет доказать большинству своё право и свою правоту. Однако контракт останется горизонтальным.
Вертикальный контракт противопоставляет государство и общество. В вертикальном контракте власть блюдёт в первую очередь свои корпоративные интересы, оставляя нужды народа «на потом», а граждане сговариваются против власти, иногда чтобы власть свалить, но чаще чтобы что-то украсть (что мы имели и имеем до сих пор в России). Только при вертикальном контракте становится возможным одобряемое всеми неповиновение или сговор против государства, а сотрудничество с властью становится позорным. Усиление гражданского общества в такой системе может превратить государство в режим, где «строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения». Однако противопоставление государства и общества не уничтожает, а усиливает государство, мешая обществу создать параллельные структуры самоуправления. Кроме того, это противоборство создаёт дополнительное ощущение, что от государства всё зависит, из-за него всё происходит (в том числе плохое), повышает его значимость, что дополнительно обосновывает самодостаточность и важность государства как особой силы. Контракт остаётся вертикальным.
Чтобы выйти из пресловутого цикла «заморозок — оттепель», нужно не бороться с государством, а забыть о нём и начать строить новое, своё. Но как забыть, если всё-всё-всё бесконечно завязано только на него? Кажется, попытка была в 1920-х годах во время НЭПа, но бабочку довольно быстро разбудили. Выпадет ли нам ещё когда-нибудь случай?