Разговоры за обедом

Ну, а представить себе — что будет, если план Обамы по спасению экономики провалится? Деньги потрачены, а экономика всё стагнирует… и вот уже наконец всем всё ясно, и все признали: не вышло. Что тогда?

Понятное дело, что задним числом будет создан миф, списывающий все несчастья на тех, кто не смог выжить: на корпорации и банки. А где наши деньги? И зачем мы спасали эти корпорации и угробили на них миллиарды и сотни миллиардов? Они всё равно разорились, но унесли с собой наше добро! А ведь это они раздували финансовый рынок своими акциями! Это они устроили кризис! — И в общественном сознании крупная корпорация, открытое акционерное общество будут автоматически ассоциироваться со злом и разорением.

Наступят бедные годы, годы самовыживания, жизни на подножном корме. В гору пойдут мелкие бизнесы, основное преимущество которых — мобильность и манёвренность, быстрый оборот капитала. Как в Китае: много мелких фирм, производящих что угодно. Но это будут вовсе не средневековые ремесленники: они возьмут от индустриальной эпохи все её технологические достижения и будут делать то же самое, но не на конвейере, а в гараже. Включая самолёты и Кадиллаки.

Интернет сделает хозяйственные связи простыми и хаотическими. Не нужен центр, бизнесу не нужно государство, а нужны коммуникации — информационные и грузовые. Телеком, транспорт и энергетика будут царить в новом мире, став самодостаточными и независимыми «естественными монополиями».  А государства будут хиреть и съёживаться. Сжиматься будет и ВПК: ведь это те же корпорации. Принцип частного капитала даст ограничение на размер одной фирмы: выживет только то, что может полностью управляться одним человеком.

Естественно, сойдут на нет всевозможные внешнеполитические амбиции Запада. Мир лишится наконец своего многолетнего надсмотрщика — США. Вслед за США попытки доминировать оставят Европа и, возможно, Китай. Функция военных в странах «первого мира» сведётся к обороне. А остальной мир — арабские страны, Африка, Азия, Латинская Америка — будет жить по-своему. То есть почти по-прежнему.

Восток, в общем, и так-то не слишком затронут кризисом. Они смогут жить как сейчас — впрочем, там и сейчас культура мелких мобильных бизнесов очень развита — возможно, Восточная Азия впишется в новую западную модель. Индия и Иран останутся «политическими государствами» и поэтому будут доминировать в Азии — везде, куда дотянутся. Иран и Египет, возможно, поделят сферы влияния в арабском мире, который сам по себе так и не сможет создать собственный центр силы. Латинскую Америку, как и арабов, тоже ничто не исправит — торговля наркотиками, борьба индейцев с белыми и проклятия загнивающей (теперь уже на самом деле) Америке по-прежнему будут составлять суть их внутренней политики. Россия то ли развалится, то ли замкнётся в себе, то ли будет подгнивать в каком-то современном варианте феодальной раздробленности — но в любом случае до неё никому не будет дела. (Особенно если до краха миропорядка Россия и Америка успеют уничтожить основные ядерные арсеналы.)

Мир окажется раздроблен и разобщён. Выяснится, что глобальный мир не возможен без чьих-то глобальных амбиций — будь то «мировой демократизатор» США или противостояние социализма и капитализма… Но когда этой глобальной спицы, на которую всё нанизано, нет — ничего глобального и не остаётся. Каждый может жить сам по себе. Пограничные конфликты цивилизаций незначительны и не серьёзны. Все замыкаются в себе.

Пусть государство будет маленьким, а население — редким. Если имеются различные орудия, не надо их использовать. Пусть люди до конца своей жизни не уходят далеко. Если имеются лодки и колесницы, не надо их употреблять. Даже если имеются воины, не надо их выставлять. Пусть народ снова начинает плести узелки и употреблять их вместо письма. Пусть его пища будет вкусной, одеяние красвым, жилище удобным, а жизнь радостной. Пусть соседние государства смотрят друг на друга, слушают друг у друга пение петухов и лай собак, а люди до самой старости и смерти не посещают друг друга.

Россия на самом деле

Кордонский — via ivanov_petrov.

Помещики — это люди, которым государство в обмен за верное служение предоставило право распоряжаться ресурсами на определенной территории. Существовала имперская поместная структура. В.Ефимов высказал гипотезу, что в СССР аналогом имперских поместий были административные районы, в которых первый секретарь райкома партии по полноте распоряжения ресурсами, рабочей силой соответствовал в какой-то мере имперскому помещику.

Сейчас также идет процесс становления поместной формы. Недавно мы проводили исследования в районе одной из республик, который является поместьем главы администрации этого района. […] Вся собственность в этом районе записана на него, он распоряжается всей полнотой ресурсов. И всё там работает на благо народа. Под «народом» надо здесь понимать рентные группы — пенсионеры, бюджетники, разного рода иждивенцы (дети), те, кто обслуживает органы муниципальной и государственной власти, а также сами эти органы власти. Во всех селах, где мы были, есть газ, холодная и горячая вода, канализация — в каждом доме. Хлеб развозят по домам. До 40 сортов водки в магазинах. Это коммунистический рай, как он виделся в конце 1970-х годов.

Но в этом раю нет места активному населению — весь бизнес монополизирован администрацией. Это огромное поместье. И процесс становления таких поместий идет во всех регионах, хотя и с разной скоростью и в разной степени. Таким образом, есть формальная административная структура власти — это, так сказать, «реальность», то, что видно сверху. И есть то, что есть по жизни, то есть «на самом деле». А на самом деле есть совокупность поместий, контролирующих территорию, и рентное население. [Активное население] занято отходничеством. Они имеют дом в какой-то из этих деревень, а сами заняты отходничеством по всей территории страны. Москва, столицы республик и краев — это центры отходничества. […] На что идут заработанные отходничеством деньги? На свое маленькое поместье. Интересно, что в ходе исследования мы ни разу не смогли свести семейные бюджеты даже на самых низких уровнях социальной иерархии, — всегда оказывается, что уровень легальных доходов ниже уровня реальных расходов. Разница как раз и обеспечивается за счет отходничества и промыслов.

Но это просто забавная модель, хоть и очень точная. Самое-то главное — в конце, в выводах.

Эта система такова, что экономика в ней невозможна.

Экономика — это в смысле капитализм, товарное хозяйство. Помещичье хозяйство не интенсифицируемо — никак. Оно способно приобретать новую технологию, но не развивать и тем более не изобретать. (Поэтому, надо думать, бессмысленно развиват АвтоВАЗ — даже если сейчас купить новые заводы и начать выпускать машины на мировом уровне, через год весь мир уйдёт вперёд, а АвтоВАЗ останется прежним).

[Эта реальность] не способна к развитию. […] Например, практически все технологии заимствуются. Вся потребительская бытовка, равно как и наука, и технологии, у нас импортируются. Вписываются в нашу систему и тут же теряют свои инновационные качества. Эти технологии не меняют общество, а собственные технологии оно может порождать только в «зонах» и на определенном режиме. Поэтому стремление к инновациям выражается в создании наукоградов, технопарков, инновационных зон и прочего. Но пока не будет обеспечен необходимый режим, инноваций не будет. […] Да, сейчас […] изменяются технологии строительства, водоснабжения, отопления. Но всё это импортируется. И ничего не меняется по сути. Если есть поместье, значит есть обслуживающий персонал — сейчас, например, мигранты.

Причина — в отсутствии товарного хозяйства, товарного рынка, в отсутствии капитализма как такового. Ресурсное государство построено по принципу освоения выделяемых сверху бюджетов, а не на рыночной борьбе с конкурентами за прибыль.

Они ничего не производят на легальные рынки. Они же ресурсные хозяйства, способные только на добычу и освоение ресурсов. Если бы производили товары, им надо было бы выходить на открытые рынки с товарами. А это означает, что надо вступать в отношения с государством. Отношения с государством чреваты проверками и перманентным контролем. В этой ситуации проще замкнуться или работать на черном рынке, что порождает уже свои опасности. В таком случае неизбежно возникают отношения с бандитами. В этой ситуации возникают другие конфигурации. Например, крупный помещик делегирует часть своих прав более мелкому помещику на выполнение каких-то функций. Может создаться впечатление для внешнего наблюдателя, что есть некоторое многообразие хозяйств. Но по жизни оказывается, что хозяин там один.

Таким образом, даже те предприятия, которые работают на внешний рынок, не являются (или не обязательно являются) капиталистическими: они исключены из полного рыночного оборота, так как являются чьими-то вотчинами, поместьями, или входят как часть в чьи-то поместья, обеспечиваются ресурсами сверху и не конкурируют ни с кем за себестоимость, рабочую силу или другие ресурсы. В частности, поэтомуГазпром может в кризис стремиться повысить цены (в ситуации конкуренции он бы их понижал), именно поэтому у нас нет легального рынка рабочей силы, но есть большая скрытая безработица, которая, однако, не становится социальной проблемой — по крайней мере настолько остро, как на Западе. Именно поэтому главным пунктом социального контракта в Рссии является стабильность: если государство не трогает помещиков, то помещики продолжают кормить своих «крестьян», и все довольны.

И именно поэтому совершенно бессмысленны либеральные слова Путина, сказанные в Давосе, о том, что существует два пути для государства в момент кризиса — совершенствование рыночных механизмов и расширение непосредственного участия государства в экономике, причём первый является правильным, а второй — нет. В России первый, либеральный путь — невозможен.

Латынина и далее

На сайте в качестве анонса текста программы вывешена фраза про охоту на мёртвых полпредов президента. Но там есть кое-что поважнее, что, возможно, касается будущего всего мира.

Мне не понятно, какое отношение имеет тот режим, который есть в Газе, к исламу. Почему ислам – это, допустим, не Дубаи, где один из лучших в мире сейчас инвестиционных климатов?Почему это, в конце концов, не Иордания? В Иорданию приезжают те же самые палестинцы, там существует обширная программа предоставления гражданства в ответ на работу, в Иордании строятся прекрасные дороги, строятся прекрасные отели, взамен дается гражданство. И почему-то там обходятся без вечной борьбы за свободу. «Хамас» в данном случае не имеет отношения ни к исламу, ни к арабскому миру, это такой особый режим, примерно такой же, как в Южной Осетии, я бы назвала это режимом стационарного терроризма.

Вообще, когда я слышу то, что происходит в Газе, меня такое дежавю охватывает. Особенно когда я услышала, что надо остановить бомбардировки Газы, потому что там нет бомбоубежищ. Т.е. как? «Хамас» обстреливал ракетами Израиль и, видимо, должен был приготовиться к ответу. Но, видимо, они не знали, что ответ будет, поэтому бомбоубежищ нет.  То же самое, если вы помните, было Южной Осетии. Неделю режим Кокойты палил по грузинам. Когда грузины начали действовать в ответ, вдруг нам заявили, что в Южной Осетии нет бомбоубежищ. К какой же войне готовился Кокойты, если к оборонительной войне режим, нападавший на соседнее государство, не готовился?

И есть Иран, который относится к «Хамасу» примерно так же, как Россия относится к Южной Осетии. Т.е. «Хамас» не существует без Ирана. Режима стационарного терроризма вообще не существует без внешней поддержки. Вот есть Иран, у которого есть огромные планы быть региональной сверхдержавой. В этот момент падают цены на нефть, эти планы не осуществляются. И в тот момент, когда нужно их поднять, почему-то «Хамас» отказывается от перемирия, Израиль отвечает – и цены, как мы видим, поднимаются. 

Мне кажется, в случае с Хамас ещё раз проявила себя одна из будущих моделей мироустройства. Государства без территорий (или без международно признанных территорий) и без экономики, по сути скорее организации, чем государства (как правило организации мафиозные или террористические) — такие как Южная Осетия, или Приднестровье, или Хамас, или Хезболла, и корпорации, обладающие политической властью (такие как Газпром), могут стать основой систем, функционирующих в режиме «уммы», зоны влияния.

Сырьё и ВПК — это два традиционных влиятельных лагеря в России. Сырьевики более либеральны и ориентированы на Запад, вояки более авторитарны — поэтому в рамках одной России они не могут действовать сообща. Но примирить и объединить их может внешняя экспансия — выход на новые территории, где власть между ними ещё не поделена: такой вариант империализма, когда борьбу за раздел мира ведут не две разных империи, а две партии из одной империи. Сырьевые компании получают под контроль целые страны и регионы, приобретают политическую власть и новый статус (можно купить трубопровод, а можно шантажировать ограничением поставок или повышенем цен). Военные со своей стороны получают контроль над failed states и формируют новые  failed states (иногда там же проходят и трубопроводы) — и в конечном итоге тоже претендуют на власть.

Отсюда вырабатывается метод: стимулируется экономическое и политическое банкротство соседних стран, поддерживаются непризнанные сепаратистские режимы, формируются зоны «вне закона». Через них осуществляется влияние с целью получения контроля над сырьевыми поставками или ценами на сырьё, а также торговли оружием. Но присоединение территорий к империи не является конечной целью — окончательным результатом является только сама нестабильность, именно она становится генератором власти и денег. Основой власти становится не закон, а беззаконие. Эксплуатируя таким образом несчастье местного населения, формируется новая сфера влияния.

Причём инициатива исходит наверняка не только от новоявленных империй, но и снизу. Failed states, сформировавшие некие бандитские хунты и стремясь удержаться в этом состоянии, рады найти себе покровителей: президент Кокойты тому яркий пример. Партия Хезболла, не будучи в состоянии ни удержать власть легальными способами, ни построить нормальную жизнь в Ливане, вынуждена искать себе хозяев, а на полученные деньги формировать хунту поддерживать режим беззакония. Ирак после свержения Саддама отлично показывал стремление перейти к состоянию зоны беззакония под контролем США — для местных бандитов это означало бы гарантированную богатую кормушку и полную безответственность. Латытитна по этому поводу вспоминает о создании Талибана:

Международная бюрократия, вот все эти агентства по защите прав беженцев, по снабжению людей продовольствием сыграли свою роль в формировании таких террористических режимов, как, например, «Талибан». «Талибан» зарождался в лагерях беженцев, которые очень сильно отличались от тех мест, где зарождалось в свое время движение моджахедов против советской власти. Те моджахеды, которые в 80-е годы боролись против советских войск в Афганистане, это были афганцы со своими корнями, со своими традициями, они знали, за что они борются. Те лагеря беженцев, в которых родилось движение «Талибан», это были места, где люди ничем не занимались, но их кто-то снабжал похлебкой, едой, плохо снабжал, естественно, воровал зачастую при этом. Как правило, это были именно лагеря, содержащиеся за счет международной помощи.

То есть люди имели кормушку и, какими бы ни были лозунги, могли воевать de facto за то, чтобы эту кормушку сохранить навсегда (и то же самое Палестина, которая получает помощь от Европы и самого Израиля). Будем надеяться, что американцы не клюнут и будут строить в Ираке и Афганистане настоящее государство.

Вот и в России: зоны подконтрольного беззакония — это Осетия, Абхазия, Приднестровье, в некотором смысле Белоруссия, и попытки расширения этих зон явно будут. То же самое — Иран с Хамасом и Хезболлой и территориями Палестины и Ливана. Достаточно ещё одного-двух источников такого рода влияния в мире, и мир полностью изменится. Малые государства исчезнут, став зоной борьбы между «стационарными террористами» и транснациональными корпорациями, производство рухнет, наступит эра глобальной конфронтации, бессмысленных войн и бесчисленных страданий.

Также:
http://lj.rossia.org/users/idealblog/288788.html
http://lj.rossia.org/users/idealblog/425316.html
http://lj.rossia.org/users/idealblog/477931.html

Международное право

(из древних комментов в ЖЖ)

Международное право — это не двусторонний договор и не уголовный кодекс. В нём помимо документов есть некие общепризнанные понятия и ценности — то, что «в букве» не зафиксировано нигде. Некая зона умолчания, «дух», включающий в себя как «неудобоупоминаемые» разногласия, так и некие исторические прецеденты, о которых неловко вспоминать, и та самая «условная справедливость», всеми понимаемая по-своему, и потому не выразимая в «букве».

Во время «холодной войны» всем было понятно, что в каждом из двух лагерей есть свой хозяин, который делает что хочет, хоть и придерживаясь общих рамок международных соглашений. СССР часто нарушал суверенитет своих сателлитов, и это всегда вызывало некие заявления на Западе, но не больше. (И наоборот, западные злоупотребления критиковали у нас — но почти никогда не вступались за обиженных). Железный занавес как явление ругали обе стороны, но обе его и поддерживали.

После развала СССР и попытки демократизации в России была возможность прийти к общим понятиям о «справедливости» и общим ценностям — то есть расширить европейский консенсус на весь мир, сделав европейский «дух» — «буквой». Она не удалась. Возникли разногласия между Западной и Восточной Европой, между Европой и США, возник в качестве второго по весу центра силы Китай, возникла проблема международного терроризма — и при этом США оказались неготовы более динамично работать в этом новом мире, они продолжали настаивать на своей исключительной роли, диктовавшейся «умолчаниями» холодной войны, хотя после краха СССР это было уже невозможно.

Это было кризисом американского мира. Выходов возможных было несколько — построить на основе проекта глобализации «бесполярный полицентричный мир» (см. отличную статью Коновалова), или многополярный мир (вместо противостояния двух создать противостояние многих, все против всех), или вернуться к видимости биполярного мира (никого равного Западу по весу нет, поэтому биполярность будет только видимостью — противник Запада будет отчасти несуществующим, как Бен Ладен, но борьба с ним станет обоснованием лидерства США в своём лагере), или что-нибудь совсем радикальное вроде отмены территориального суверенитета и общепризнанных границ.

Любой вариант требовал некоторой «доточки» существующей реальности. В частности, нужно было решить все территориальные проблемы в Европе, сплотить ЕС и НАТО, сделать Европу в целом демократически ориентированной, определить возможные границы демократического мира за пределами Европы и т.д. — элементы этих проектов возникали и строились. При Клинтоне был проект «Большого Ближнего Востока». Его попытались начать реализовывать (уже при Буше) в Ираке и Афганистане. Были (и продолжаются)  попытки притягивать к Европе бывшие советские страны. И так далее.

В России был другой «дискурс». Здесь сначала (в 1980-90-е) безусловно, не рассуждая признали лидерство США (как «доброго дяди» или как «исчадия зла»), но потом осознали это лидерство как зависимость и стали с ней бороться, привычно вообразив себе США в роли агрессора. Соответственно, в России проект нового мира предусматривал или равноправное партнёрство противников (России с США — что глупость, Россия вторую роль в мире не тянет), или некую борьбу, понимаемую как борьбу за интересы России (а на самом деле подразумевалась борьба с США в любой области — борьба ради борьбы, за самоутверждение). Тем самым в России, как и на Западе, тоже был свой «кризис миропонимания». При этом Россия, увы, не предлагала никакой модели развития для всего мира. Она (подобно закомплексованному эгоцентричному подростку) думала не о мире, а только о себе.

На настоящий момент, после российско-грузинской войны, Россия и Запад по-прежнему пытаются развивать некую «явную» логику, каждая сторона свою, но при этом обе стороны по-прежнему имеют какие-то замалчиваемые «скелеты в шкафу».

Логика Запада в том, чтобы разделить действия Грузии с одной стороны и действия России и югоосетинского режима с другой:
— Грузия явно нарушила режим прекращения огня и превысила некий порог адекватности, обстреливая Цхинвали из тяжёлого вооружения. При этом имеются особые обстоятельства, отчасти снижающие вину Грузии — нарастание напряжённости в Осетии было результатом действий Осетии и России, или хотя бы в том числе этих действий; Грузия призывала к переговорам и пыталась их проводить и т.д.. 
— Действия России тоже явно неадекватны — Россия нарушила свой статус миротворца и начала войну с Грузией, став сама стороной конфликта. Действия России были неадекватны также по своему масштабу, не были никак скоординированы с ООН или другими международными организациями, вопреки принятым Россией обязательствам.

Для оценки действий сторон здесь применяется некая схема, предусматривающая в том числе, что хорошо, и что плохо: такие понятия, как адекватность ответа, сторона конфликта или гарант безопасности, миротворец, — они неявно задают сетку этических норм, в рамках которых рассматривается ситуация. Скелеты в шкафу — это случаи, когда Запад сам нарушал эти этические нормы: Ирак (нападение на суверенную страну под выдуманным предлогом и вопреки мнению международного сообщества), Косово (признание сепаратистского правительства с молчаливого согласия большинства, но вопреки мнению некоторых заинтересованных сторон) и расширение НАТО. Европа тут имеет свою точку зрения, США свою, более того, все понимают, что в рамках этой военной логики Россия может оказаться «предполагаемым противником», поэтому об этом не говорят. Публично всё это считается исключениями, не влияющими на правило.

Логика России очень неясна. С одной стороны, речь идёт о защите российских граждан (то есть югоосетин, получивших паспорта РФ). С другой — о действиях России как гаранта мира в Южной Осетии по договору 1994 года (то, что вытекает из нарушений режима прекращения огня и нападений на миротворцев, здесь возникает апелляция к западной трактовке событий). С третьей — о праве России нарушать международные договорённости, исходя из «косовского прецедента». Все эти три логики отчасти совпадают, отчасти противоречат одна другой; и все они так или иначе озвучиваются официальными лицами — именно поэтому позиция России так неубедительна на Западе. При этом у России есть и несколько «скрытых» линий — это имперские амбиции России, противодействие демократизации и прозападной ориентации пост-советских стран, и особенно тёмные делишки путинского режима в Грузии (попытки переворота, state-sponsored terrorism и т.д.) — об этом не принято говорить, но об этом все помнят.

Российские и западные «скелеты» в чём-то совпадают — например, явное совпадение имеется в расширении НАТО с одной стороны и противодействии западной ориентации бывших советских республик с другой. Если выделить только два этих аспекта, возможна трактовка ситуации как возобновления противостояния России и Запада — и, может быть, реальное восстановление такого противостояния. Но возможны другие трактовки — например, как конфликта (или диалога?) по поводу реформы «международного права», и тут в ход пойдёт косовский прецедент, упразднение ялтинской системы и конфликт принципов самоопределения и незыблемости границ — такая трактовка допускает мирное разрешение всех разногласий путём учреждения нового миропорядка и союзнические отношения России и Запада в этом новом мире. Но как ни выделяй, любая такая «теория» является частной, поскольку акцентирует какие-то аспекты происходящего в ущерб другим аспектам.

Скажем, российские официальные лица что-то говорят про косовский прецедент или про защиту граждан — но при этом ничего не говорят о том, что Путин ненавидит Саакашвили и давно пытается его сместить (ведь если принять это во внимание, «защита граждан» становится лишь поводом). И обратно, если акцентировать желание Путина навредить Саакашвили, то Россия само собой оказывается агрессором, но зато война как таковая уходит из рассмотрения.

Верные акценты можно расставить, только зная намерения сторон, идеи, которыми они руководствовались (например, в августовской войне), и планы, которые они себе ставили. Но именно это как раз и неизвестно — эта война становится, кажется, очередным неупоминаемым «скелетом». Поэтому совершенно бессмысленно спорить на эту тему. Можно только копить мнения.

Текущие проблемы безопасности и новый европейский договор

Ещё по поводу Медведева в Эвиане и его тамошней речи о проекте нового европейского договора о безопасности.

Вообще, договор — это был бы шаг назад. Он не нужен, так как существует и отлично функционирует система, сдерживающая войну без создания новых контролирующих органов и подписания договоров: это рынок, механизм саморегулирующийся и тем гораздо более удобный, чем любой договор. Понятно, например, что возможность войны Европы или США с тем же Китаем надёжно заблокирована взаимной экономической заинтересованностью. Более того, политическое господство, даже если его можно было бы достичь, представляется уже даже менее выгодным, чем экономическое сотрудничество.

Однако сейчас возникли проблемы — связанные с США и Россией в первую очередь.

Россия и другие восточноевропейские экономики оказались слишком слабы и подвержены монополизму самого разного рода — доминированию государства во внутренних делах, ориентации на отдельные отрасли экономики (для России это сырьё и недвижимость), а также ориентация на отдельных внешних партнёров или привязкой к ограниченным политическим доктринам. Развитая экономика всегда более разностороння и динамична, поэтому перечисленные недостатки можно считать временными проблемами. Но на текущий момент эта экономическая слабость приводит к тому, что рынок не является достаточно сильным регулятором в этих странах и не спасает их в том числе и от войн. Таким образом, необходимо прилагать все усилия к развитию свободного рынка в этих странах и включению их экономик в общемировые отношения. Проблема заключается в том, что движение в этом направлении, например, в России осуществляетчся слишком медленно, что и составляет суть проблемы.

США, наоборот, слишком сильны и экономически, и политически, в том числе военном смысле. Экономическая мощь оборачивается зависимостью всего мира от состояния американской экономики, что продемонстрировал нынешний кризис. При этом кризис показывает также, что мощь не означает устойчивости и надёжности. Здесь, видимо, требуются меры, ограничивающие свободу на рынке — однако ограничение должно быть минимальным, и касаться оно должно в первую очередь «правильного» оборота денег и ценных бумаг, с тем чтобы поднять значение реального сектора.

Политическая и военная мощь Америки позволяет ей действовать самостоятельно, проводя собственную политику без оглядки на другие страны (и это Медведев тоже отметил). В том числе США, пользуясь слабостью экономик стран Восточной Европы, ориентируют некоторые из них на себя и подчиняют своей политической воле, что ещё более снижает степень плюрализма в этих странах, и без того недостаточную из-за неразвитости рынка; также на свой страх и риск США проводят военные операции, имеющие глобальные последствия — примеры известны. Таким образом, проблема с экономической мощью Америки отчасти является обратной стороной слабости новых восточноевропейских стран, а с другой стороны — слабой внешнеполитической позицией других игроков. Возможно, следует перенести акцент с политической на экономическую сферу. Надо понимать, что бизнес менее всего заинтересован в войнах, и именно бизнес (и собственно американский, и европейский, и китайский) должен оказывать более активное давление на американских политиков.

Итак, общим итогом оказывается то, что необходимо развивать европейский бизнес, усиливая его политическое значение в мире (в том числе в Америке), включая в его сферу экономики Восточной Европы (с максимальным плюрализмом и диверсификацией связей), и делая аспект на реальном секторе (чтобы снизить давление финансовой спекулятивной сферы). Всё это, в общем, и так происходит. Возможно, нынешний кризис станет началом роста мирового значения Европы?

Медведев в Эвиане

Из речи, выложенной на официальном сайте:

«Предполагаю, что всем требуется решительный отказ государств от войны как средства, как инструмента своей политики — и малых государств, и больших государств. И если мы признаём, что международные отношения — это сопряжённые интересы равноправных суверенных государств, то всякое стремление к доминированию, к достижению своих целей за счёт других должно быть признано аморальным. Недопустимо также навязывание другим государствам собственного национального права, как и решений внутреннего суда.»

Очень какой-то сильный пассаж для него, на мой взгляд — неужели он отрекается от военных устремлений России, в том числе от грузинской войны? Если только… если только он не имеет в виду исключительно США, как у нас часто бывает.

* * *

Но, между прочим, он повторяет то, что высмеивалось в известной августовской передаче Стюарта. Там разбирались слова Буша, Райс и Хализада — война недопустима в XXI веке, говорили они, и добавляли: «в Европе». Вот и Медведев точно так же: говорит об отказе от войн в контексте создания нового договора о европейской безопасности.

«В договоре должно содержаться чёткое подтверждение базовых принципов безопасности и межгосударственных отношений на евроатлантическом пространстве. Это приверженность добросовестному выполнению международных обязательств; уважение суверенитета, территориальной целостности и политической независимости государств…»

IN EUROPE! Только Медведев включает в Европу и Россию, а для Запада, возможно, это ещё не так однозначно.

* * *

Предложенный Медведевым новый европейский договор о безопасности («подтверждение базовых принципов безопасности», «недопустимость применения силы», «гарантии равной безопасности», «ни одно государство и ни одна международная организация не могут иметь эксклюзивных прав на поддержание мира и стабильности в Европе», «контроль над вооружениями и военным строительством») — это только «утопия», представление о том, как мир должен быть устроен. Медведев предлагает всем европейским странам принять некий закон и следовать ему. Однако в его предложении нет анализа интересов и сил, нет сдержек и противовесов: поэтому его предложение будет работать  только если все участники соглашения будут безусловно честны и привержены этому новому договору. Медведев предлагает «договор подчинения», пусть даже это подчинение не кому-то одному, «самому главному», а большинству — через механизмы контроля. Но это Европа уже проходила, в том числе и с СССР: известно, что схема работает, только пока она всем удобна и выгодна.

Сейчас нужно придумать что-то более серьёзное, чем просто набор тезисов, написаных на бумажке. Что-то, что учитывало бы все возможности, в том числе возможность сотрудничества с «не-союзниками». Нужно не накладывать на себя и других ограничения, и менять реальность, институциональный ландшафт, создавая социальный рынок таким, чтобы он сам гарантировал безопасность.

Более того, экономический кризис добавил ещё один аспект: под безопасностью должна пониматься в том числе и экономическая безопасность. Возможно ли усиление роли государств в регулировании экономики, например денежного обращения, с целью предупреждения кризисов, и при этом одновременное снижение их роли в политике, для предохранения мира от появления «самых сильных» государств, диктующих другим свою волю, и в конечном итоге от войн? Вот как должен быть сейчас поставлен вопрос.

Новое государство

Ура-патриоты говорят, что международного права больше нет, что ялтинская система разрушена, и очень радуются этому. Однако не предлагают ничего взамен. СССР продвигал социалистический проект. Но после 1991 года Россия вошла в рамки западной идеологии, которую, вроде бы, пытается сейчас отбросить, чтобы выйти из чужой тени. Понятно, что если Россия не представит собственного нового проекта мироустройства, альтернативного западному, то вряд ли она сможет собрать вокруг себя союзников и вряд ли сможет соперничать с Западом — просто потому что по умолчанию действует западная модель, а в её рамках Россия сейчас выглядит мелкой и довольно гадкой шпаной.

Я думаю, что та идея, которую может предложить Россия, и которой она de facto уже начала следовать — это отказ от принципа территориального суверенитета.

Есть уже пример государств без территории: например, Хезболла, обладающая властью, армией, большим бюджетом, помогающая своим «гражданам» в рамках многочисленных социальных проектов, но не имеющая территории. Не нужно пугаться довольно скверной репутации этой организации: первопроходцы часто бывают не слишком приятны собой. Более приятный для западного человека пример — сионистское движение, обретшее страну, но изначально функционировавшее без территории.

Другая сторона того же явления — это транснациональные корпорации, на волне глобализации получающие влияние практически в произвольных уголках планеты. Они приобретают и некоторые функции государства, в основном финансовые и фискальные (повышение цены на газ — что это, если не налог?), но также и связанные с безопасностью (например, известно, что в России Газпром и Роснефть имеют право сами охранять свои трубопроводы).

Также существуют крупные фирмы, функционирующие как частные армии и работающие по контракту — лучший пример можно видеть в Ираке (компании «Blackwater», «Erynis» и другие). Функции государства размываются и продаются. Возможно, когда-нибудь все министерства будут функционировать как частные фирмы, и их услуги будут привлекать победившие на выборах кандидаты на условиях тендера… Но это особый разговор.

Главное отличие Газпрома, Хезболлы, Blackwater и других современных феноменов от собственно государств — то, что они не имеют суверенной территории. Однако территориальный суверенитет порождает многочисленные проблемы, вышедшие на поверхность в 1990-е годы в виде многочисленных самопровозглашённых государств и территориальных конфликтов. Отказ от принципа незыблемости границ и от границ как таковых вводит новую, постиндустриальную, почти виртуальную реальность и даёт возможность решения этих проблем.

Принципом должно стать: где русские, или где Россию хотят видеть — там и Россия. Крым — несомненно российский. Восточная Украина. Брайтон Бич и Израиль — наши. И так далее. В сущности, этот же принцип исповедуют мусульмане в своём понятии дар-аль-ислам. Россия тоже становится «уммой», для которой главный принцип — русский вправе не подчиняться нерусскому, вправе признавать только русскую власть — так же, как мусульманин не может жить под властью язычников.

Это будет очень жёсткий и некомфортный мир. Чтобы быть последовательной, России и самой придётся отказаться от «незыблемости» прав на свой «ареал», и защищать его оружием, если кто-то чужой заявит на неё права. На очереди конфликты не только со странами СНГ, но и с Китаем. Это будет мир тоталитарных идеологий, этнических чисток и бесконечных локальных войн. Но если посмотреть внимательнее, этот мир уже настал, всё так уже и есть, и довольно давно.

Невидимая революция

— Да, — сказал Папа. — Горы — это серьезно… […] Воевать хотите — что же, можно и повоевать, хотя… На сколько нас хватит, Странник?
— Дней на десять, — сказал Странник.
— Ну, что же, дней пять-шесть можно повоевать…
— План глубокого вторжения, — сказал Тесть, — предусматривает разгром Хонти в течение восьми суток.
— Хороший план, — сказал Папа одобрительно. — Ладно, так и решим… Ты, кажется, против, Странник?
— Меня это не касается, — сказал Странник.
— Ладно, — сказал Папа. — Побудь против… Что ж, Деверь, присоединимся к большинству?
— А! — сказал Деверь с отвращением. — Делайте, как хотите… Революции он испугался…
— Папа! — сказал Свекор торжественно. — Я знал, что ты будешь с нами!
— А как же! — сказал Папа. — Куда я без вас?..

В России сменилась правящая партия. В своё время правящему классу было предложено несколько платформ — условно говоря, Павловского, Белковского, Черкесова и Шварцмана. До недавнего времени казалось, что власть приняла платформу Павловского — программу точного сохранения прежнего путинского курса, стабильности и предсказуемости. Фраза Медведева «хватит кошмарить бизнес» была не первой, но, кажется, теперь уже последней, которую общество восприняло как подтверждение стабильности проводимой Кремлём политики. С августа неожиданности посыпались одна за другой. Такое ощущение, что это даже не Черкесов с его чекистским крюком, и не Шварцман с его бархатной деприватизацией, а кто-то совсем отмороженный: пришёл и как-то убедил руководство страны влезть в международную авантюру. (Латынина намекает на Бастрыкина.)

Так и происходят революции в закрытых обществах: тот же президент и премьер, то же самое большинство в парламенте, все механизмы вроде бы гарантируют преемственность курса — а курс поменялся.

Г.Павловский опубликовал в «Эксперте» витиеватую, как обычно, статью. Первый абзац наполнен ритуальными фразами, характерными для нынешнего дня («Это победившее общество. У него есть новое чувство достоинства и новые права…») — всю эту постоянно звучащую в последнее время дребедень уже, кажется, высмеяли все, кто мог. Например, вчера Виталий Портников:

Російське керівництво довго шукало національну ідею. І нарешті знайшло – країна піднімається з колін і перемагає аж до нестями. […] Спочатку втілення у життя цієї ідеї виглядало дещо пародійно – в Москві всерйоз поставилися до перемоги Діми Білана на Євробаченні – хоча донедавна вважали змгання конкурсом для хатніх господинь. Під час футбольного чемпіонату розїжджали з прапорами на машинах. Телебачення аж захлиналося від подиву – от яка країна, перемагає і перемагає! Однак після грузинсько-російської війни все стало вже серйозно…

Но кроме «победившего общества» и ритуальных поздравлений (фраза «Это успех руководства» напоминает мне из прошлых лет«Сильное решение, Борис Николаевич!») — кроме всей этой шелухи Павловский говорит интересные вещи. Для начала он фактически квалифицирует произошедшее как революцию, радикальный слом в политике, происшедший буквально за последние дни:

В три недели прошла смена декораций в стране и в мире. Россия, годами настаивая на консервативной святости суверенитета и территориальной целостности, вдруг ввязалась в молниеносную войну […]. Ради нее мы переступили свою же Концепцию внешней политики, перед тем подписанную президентом Медведевым (где «принуждение к миру» еще строго-настрого обусловлено решением Совета Безопасности ООН)... Союзники по СНГ ошарашены разворотом Кремля…

Произошло событие почти эпического масштаба: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей  дорогу другие народы и государства.»

Павловский неявно утверждает, что решение об этом радикальном повороте было принято без участия экспертного сообщества (т.е., судя по всему, без него самого и других политтехнологов, то есть его «партия» отстранена от управления страной). Собственно, обоснованию нужности экспертов и их необходимости при принятии решений и посвящена статья.

Война кончена…, военных под аплодисменты вернут в казармы, и от экспертов станут ждать кой-чего посильней, чем комментирование телевидеоряда. […] Кавказская победа не место для эксперт-триумфаторов, зачищающих риторику суверенитета риторикой справедливого вмешательства. Придется менять концепцию! Что совсем не просто, если перевести взгляд на министра иностранных дел России. Который уже несколько раз потребовал от Америки «выбирать» между Россией и Грузией как «виртуальным проектом». Это что, заискивание или ультиматум? В разгар игры не требуют выбора между одной из карт — и добрыми отношениями. Заявлять такое, пока наши стояли в Гори, значило зря нарываться на грубость. И ответная грубость из Вашингтона последовала незамедлительно. Но это не слабость Лаврова. Это слабость внешнеполитической догмы…

Итак, с точки зрения Павловского, и эксперты нынешние плохи, и министр плох, и идеология плоха. И в этом он, наверное, прав (как часто бывают правы в своей критике те, кто оказался невостребован властью). В самом деле, «победившая нация» — это идея только внутренняя, и не сказать чтобы очень содержательная. Что Россия предлагает вовне? У Запада есть комплекс идей и ценностей, связанных с индивидуализмом, свободой и демократией. Глупо подлавливать их на противоречиях вроде Ирака и Косова — непротиворечивых систем не бывает, как не бывает и полностью безошибочной политики. Так или иначе, Запад предлагает свою концепцию, как жить всем народам мира. Россия, выйдя из западной структуры и очевидно не подчиняясь более устоявшимся правилам соблюдения территориальной целостности, прав человека и т.д., необходимо должна предложить свою альтернативу. У России теперь свой взгляд на право вмешательства в дела других стран, свой взгляд на обоснованные границы и на признание субъектов права. На чём основывается этот российский взгляд? Почему мы признаём Абхазию и Южную Осетию, но игнорируем Косово? А с Тайванем торгуем, но не признаём? Сейчас в широком употреблении нет ни одной сколько-нибудь стоящей концепции самостоятельных действий России.

«Защищать свои интересы»? — Мало! Сначала скажите, что это за интересы и на чём они основаны, иначе «защита интересов» превращается в произвол.

«Защищать весь мир от американского империализма» (вариант: «гадить Америке где только можно»)? Просто детский сад (это пишет и Павловский — о внешней политике, «полностью сфокусированной на российско-американских отношениях«.) Политика должна быть самодостаточной, а не функцией от чьего-то ещё поведения.

Сможет ли нынешнее российское руководство предложить миру что-то существенное? Судя по тому, как резво разбегаются от России союзники, никто этого не ждёт.