Юленька

Вадим скачал с торрента, и мы посмотрели,  о да! Это феерическое говно жуткое произведение.

Играть в фильме не умеет никто. Даже кто умел — Купченко ведь приличная актриса! — и то показывает пример, как делать не надо. Какие-то гримасы, ненатуральные чувства — такую клоунаду показывают в развлекательных сериалах на MTV и в «Маски-шоу».

Сюжет бредовейший. Куча нестыковок, заплатка на заплатке, сплошные рояли в кустах. Кто написал на дверях комнаты в квартире Башарова слово «сегодня» (в качестве предвестия смерти)? Как буйная пациентка психушки, которую явно держали там на таблетках, сбежав из больницы, оказалась способна самостоятельно вести машину, и даже приехать в условленное место в лесу за городом, да ещё с полным набором хирургических инструментов, и сделать операцию, для которой, по заверению патологоанатома, требуется «сила Кинг-Конга»? (Про Кинг-Конга, наверное, бред, но какая-то сила требуется же, чтобы пилить кости). Как дочка врачихи смогла выманить у матери слоновью дозу наркотика, подлежащего строгому учёту, который и запрещено, и незачем было нести домой? Кто и как сделал фотографии секса Башарова с матерью Юленьки, такие красивые и крупным планом? Откуда Юленька узнаёт про пистолет Сергея и как умудряется им завладеть? Откуда вообще у Сергея пистолет (такое классическое чеховское ружьё на стенке)? И так далее.

Картинка с официального сайта фильма

Что ещё раздражает — постоянно меняется «ритм» сюжета. То повествование тянется в ожидании неведомого страшного, то гонится вперёд, как в клипе: один кадр трусики, один кадр Башаров в тюремной камере, и сразу свидание с женой…

Кстати, это свидание — момент, где актёры расписываются в своей полной несостоятельности. Триллеры и ужастики, вообще любой экшен — такие фильмы не дают большого простора для психологии и актёрской игры, там главное — кто куда пошёл, кто кого убил, и где труп нашли. Но вот на свидании, где нет действия, только разговор, причём на высоком градусе психологического напряжения, вот тут надо было сыграть-то! Один раз. Герой мучается от несправедливого обвинения, жена его успокаивает, он думает, что жена верит в его виновность — ну вот, вот, играйте! Но получилось скучно и неубедительно.

Не удалось уйти и от общего недостатка всех ужастиков и триллеров — глупого поведения героев, необходимого для продолжения сюжета, но никак не оправданного ситуацией и психологией. Башаров, вроде бы, понимает, в чём дело, понимает степень опасности — раз уж готов даже уволиться и уехать из города, спасая семью (хотя куда к чёрту из города — достаточно просто найти другое место работы или перевести дочь в другую школу). Однако после того, как его уговаривают остаться и работать в школе дальше, страх за семью просто исчезает из его поведения. Он не охраняет жену и дочь, только иногда спохватываясь, что дочка где-то вне его поля зрения. Он заставляет дочь пересесть от Юленьки на другую парту — и этим его забота ограничивается. И на том же свидании в тюрьме, вместо того, чтобы беспокоиться о жизни жены и дочери, он думает только о том, верит жена в его невиновность или нет , и устраивает из-за этого вяловатый скандал (хотя, как выясняется позже, в его невиновность верит даже следователь).

Звукозапись отвратнейшая. Всё писали, кажется, в одной комнате, включая уличные сцены. Скажем, вот герои вдалеке (камера смотрит через дорогу) стоят у подъезда и курят, вот потом они (крупным планом) бегут в подъезде по лестнице, вот они в квартире — все три раза голоса слышно одинаково, и эхо от голосов одно и то же.

Цвета какие-то — не то что неестественные, не то что гламурненькие, а совершенно без нужды неестественные и гламурненькие. Некстати. То есть умеем, но к чему применить это умение, не знаем.

Городской массовки нет — везде, где есть город, в кадре только титульные актёры. В школе, за исключением пары кадров — только тот самый пятый класс. В фильме в кадр попадают только три автомобиля — «Мерседес» следователя  (Стриженова), «Волга»-универсал Башарова и ещё одна неопознанной модели машина в конце фильма.

Нет, сама идея про девочку-убийцу, которая то ли ищет себе папу, то ли ищет себе жертву, могла бы быть плодотворной (хотя её уже оплодотворили все кому хотелось). Детская жестокость — отличная тема для фильма в самом широком спектре — от для фильма ужасов до мелодрамы. Бессмысленные и гротесковые сцены могут существовать в гениальном или просто хорошем кино — правда, для этого нужен Линч или Муратова… Но тут нет ни Линча, ни Муратовой, ни Кинга, ни Хичкока. Ни Ролана Быкова, уж коли на то пошло (если вспомнить его «Чучело»). Что-то вышло похоже на «Богиню» (даже много чего похоже, но сценарист — не Литвинова, погряз в деталях и всё только перепутал). Что-то — на плохой порнофильм (да, похождения мужчины-учителя в женской гимназии! — но, в общем, тоже не потянули). Что-то похоже на «Основной инстинкт» (но получилось не про то). Что-то — на Звягинцева (сине-серая гамма, одинокая машина на грунтовой дороге…) Что-то — на «Дозор» (Башаров, бегая с вытаращенными глазами, безуспешно пытается сделать вид, что он Хабенский, который по сравнению с ним — неплохой актёр).

В общем, мы пытались. Но ничего не смогли. Ноль, ноль, ноль. 

PS. А главный ужас — это отзывы в блогах. Кто-то говорит, что это мистика. Где там мистика?! Я всю дорогу ждал, что у Юленьки — какие-то паранормальные способности, и в общем есть какие-то намёки, что она подчинила себе сознание и собственной матери, и одноклассниц, и собака нападает по её мысленному приказу, но в результате — ничего такого, она просто интриганка, науськивает всех друг на друга. Никакого «Омена».

Мистика — это как раз «Богиня». Для мистики требуется полное презрение к причинно-следственным связям, потому что происходящее должно иметь значение только в символической области, в сфере духа. Когда Литвинова плюёт на соблюдение всякой достоверности — получается мистика (не говоря уже о всяких INLAND EMPIRE и прочем вдохновенном бреде). А в «Юленьке», как ни странно, несмотря на все ляпы, история остаётся не мистической, а «реальной». Если бы там не было лишних подробностей — не было бы, например, машины, на которой приехала в лес сумасшедшая врачиха (она должна была там просто оказаться, а не приезжать); не было бы деталей отравления и утопления художника (утопила — и всё, неважно как); не было бы девочек, что-то делающих с ремнями, крепящими седло (девочка должна была бы просто упасть с лошади); пожар тоже должен был начаться сам собой, а не от влетевшей в окно бутылки — вот тогда была бы мистика.

Кто-то восхищается игрой Башарова. Распилите меня пополам, вырвите мне позвоночник — где там игра-то? Юленька сама играет — для ребёнка — ничего себе, да и то переигрывает, а уж идиотские диалоги портят окончательно всё. Но взрослые ирают отвратительно все без исключения.

Кто-то видит в фильме глубокие смыслы вроде первородного греха, который лежит на всех, и в том числе на детях, и дескать именно то, что и дети не безгрешны, и есть основная идея. Или образ Ада (паромщик — Харон, вода — смерть и прочее) — ну наверное, может быть они это имели в виду (Башаров в ванне, кажется, это очередная отсылка к «Богине», кстати говоря). Но в «Юленьке» образы эти как-то выхолощены и не работают. Так что фантазировать на пустом месте, конечно, можно, но зачем?

PPS. Гениальнейший отзыв на Юленьку! Идея — всё сыграно неправильно и плохо, но это сделано нарочно! Всё не сходится и разъезжается — для того, чтобы мы задумались о реальности, которая всегда нелогична… Коммент лучше фильма, честное слово.

PPPS. Материал для фотожабы :)

1. Пересадите Юленьку вместо Алёнушки.
2. Пересадите Юленьку в сосновый бор.
3. Соберите Юленьку с Башаровым на бревне из Алёнушки на камне и мишек на сосне.

Алёнушка

Утро в сосновом бору (фрагмент)

Sick Sad World

Я только что досмотрел 4-й сезон «Дарьи» и нашёл свою любимую серию, где Дарья с Томом беседуют о Макиавелли и Сталине. И то ли я по ходу дела уснул (и до сих пор сплю), то ли сериал «Больной Безумный Мир» теперь и у нас есть тоже. Дарья снова с нами. Читаю сайт «Эха Москвы»:

И. ПЕТРОВСКАЯ — Такая страшная картина, как нас завоевывает, постепенно внедряясь внутрь нас, окружая нас, плесень. 
К. ЛАРИНА — А в человеке внутри тоже? 
И. ПЕТРОВСКАЯ — Ну конечно, ты этим дышишь. Ты что? Можно умереть от этого. 
К. ЛАРИНА — Я – плесень? 
И. ПЕТРОВСКАЯ — Нет, ты гриб… 
К. ЛАРИНА — Я почитала твою колонку и в полный ужас меня привела новость, что оказывается мало того, что гриб, так еще и половой орган плесени. Ты написала, что гриб это половой орган плесени. 
И. ПЕТРОВСКАЯ — Это не я написала, извините, мне такой ужас в кошмарном сне присниться не может. Но оказывается грибы это да, половые органы. 
К. ЛАРИНА — Плесени. 
И. ПЕТРОВСКАЯ — Как говорит один из ученых. Но также еще говорится, что наиболее близкий организм к человеку это гриб. 

http://echo.msk.ru/programs/persontv/570913-echo/

Обитаемый остров: «не читал, но посмотрю»

В блогах поищешь отзывы на фильм — и в большинстве находится либо «не понравилось, так что и читать не буду», либо «понравилось, надо книжку прочитать», либо в крайнем случае «читал в детстве, не понравилось, а сейчас наверно перечитаю». Собственно, уже то хорошо, что о существовании книжки помнят. Но факт остаётся фактом — среди тех, кто ходит в кино, то есть в некотором активном слое населения, романа «Обитаемый остров» не читал почти никто.

Более того: исполнитель главной роли прочёл книжку уже после того, как ознакомился со сценарием. А в ответ на вопрос, что он вообще читал в детстве, говорит о телевизоре. Хочешь — не хочешь, а приходится признать: молодое поколение читает мало, и в том числе Стругацких оно не читало, а если кто из них читал что-то, тех не проняло. И это несмотря на то, что в книжных магазинах книги эти есть, собрания сочинений выходят и даже, вроде бы, раскупаются.

Можно, конечно, покричать, что культура уходит, что растёт поколение ТВ и комиксов, воспитанное диким капитализмом, не умеющее думать, не привыкшее к гуманизму и т.д.. Но это не совсем так: насколько я могу видеть, люди после 1979 года рождения (то есть кому в 1992 было 12 лет и меньше) действительно другие — в том числе они и правда не читали того, что читали мы, однако они, тем не менее, часто кажутся мне и более раскованными, и более талантливыми, и даже более гуманными — то есть они вообще другие, а «хуже» или «лучше» — сказать, как обычно, нельзя. Опять грядёт «племя младое, незнакомое»…

Стругацких, как можно понять, сильно мучил выбор между личным и общественным — этому посвящена большая часть их романов. Этот вопрос до сих пор актуален — по крайней мере, для меня: мы-то выросли в ситуации двоемыслия и несогласия с реальностью, для нас эта постановка вопроса естественна. Дело не только в советской власти. Модерн (дарвинизм, марксизм, фрейдизм) лишил нас веры в «доброго бога», поставив перед лицом жестокой объективности — рынок, историзм, инстинкт, естественный отбор. В каком-то смысле «научная объективность» оказалась даже более жестокой, чем дохристианский еврейский Бог, жестокий и своенравный: Бога ещё можно было о чём-то молить, а тут и обращаться некуда. Имеет ли смысл в таких условиях восставать против реальности, и если да, то на каких основаниях это можно делать? Ведь и мораль, и этику присвоила себе всё та же объективность: мораль стала классовой и исторической, этикет стал проявлением детерминированного бессознательного. Мы уже не можем сказать, что нам что-то не нравится в нашей действительности, для этого приходится становиться вне истории и общества, люмпенизироваться — то есть заранее признавать и шаткость своей позиции, и даже свою неправоту. Стругацкие размышляли об этом, придумывали примеры и разрабатывали ситуации. Разрешить эти вопросы в художественной форме, наверное, вовсе нельзя, но по крайней мере подумать в их книгах было над чем.

И вот приходит поколение, которое, видимо, этими вопросами не болеет — судя по всему, признав окончательно торжество объективности. Для нас такое положение означает нигилизм, аморальность, цинизм и прочие вещи — а вот они как-то ухитряются быть и добрыми, и отзывчивыми, и даже верить в какого-то бога (в отличие от нас, по преимуществу атеистов). Истинно верующий прагматик — бывает такое? Оказывается, бывает.

Более того, признание объективности (в духе «верёвка есть вервие простое») ведёт к открытию нереволюционных методов совершенствования реальности — всякое, в том числе личное неудобство всегда можно интерпретировать не как недостаток системы в целом, а как частное несовершенство, локальную неоптимальность, противоречащую системе и поддающуюся исправлению в её рамках. Это очень позитивный подход, не позволяющий увлекаться революционными проектами, и он может быть весьма полезен… И там, где мы кричим о продажности власти и антинародном режиме, лезем в высокие материи и сомневаемся во всём — они делают дело, и часто в этом оказываются правы. Опять, опять «Вишнёвый сад», опять Раневские и Лопахины — или мне только кажется?

Сейчас у власти те, кто родился в 1950-е и в начале 1960-х — «семидесятники». Им по 12-17-20 лет было, когда шла война во Вьетнаме, когда строился БАМ и шло освоение космоса, когда ещё железный занавес не трещал по швам, а советским вождям ещё было не по семьдесят-восемьдесят лет, а только по пятьдесят-шестьдесят. Они тоже верили в объективность и не задумывались об основах… Это мы потом разуверились. Союз детей 1970-х и 1990-х — это не только циничные комсомольцы во главе тупоголовых «наших» и «румоловцев». Это и активный бизнес, и большая мобильность, и ответственность, и свобода передвижения, и интересные решения, и новые семьи, и какое-то счастье…

Так может быть, мы — уроды, порождение смутных времён застоя и перестройки, а они, и нынешняя власть, и эти новые молодые люди — «нормальные»? Может быть, мы — выродки и жертвы некой своей системы башен, а они — свободные и прекрасные, пусть и не разбирающиеся в тонкостях нашей жизни, как Максим Каммерер? Может быть, главное зло башен — это прерванная традиция, неуверенность и сомнение, остающиеся даже после их свержения?

Хочется верить, что с этими прогрессорами (всякое новое поколение — всегда прогрессоры) страна и весь мир не пойдёт вразнос. А нам всё равно останется тот же вопрос без ответа — готовы ли мы примириться с реальностью? можем ли мы её изменить? имеем ли мы на это право? и можем ли мы поддержать кого-то — тех, кто меняет реальность, или тех, кто защищает её?

PS1. Отчасти в тему — А.Цветков про Дарвина.

PS2. По ассоциации — Д.Быков:

Хорошо тому, кто считает, что Бога нет. Вольтерьянец-отрок в садах Лицея, он цветет себе, так и рдея, как маков цвет, и не знает слова «теодицея». Мировая материя, общая перемать, вкруг него ликует разнообразно, и не надо ему ничего ни с чем примирять, ибо все равно и все протоплазма.

Сомневающемуся тоже лафа лафой: всю-то жизнь подбрасывает монету, лебезит, строфу погоняет антистрофой: иногда — что есть, иногда — что нету. Хорошо ему, и рецепт у него простой — понимать немногое о немногом. Мирозданье послушно ловит его настрой: час назад — без Бога, а вот и с Богом.

Всех страшнее тому, кто слышит музыку сфер — ненасытный скрежет Господних мельниц, крылосвист и рокот, звучащий как «Эрэсэфэсэр» — или как «рейхсфюрер», сказал бы немец; маслянистый скрежет зубчатых передач, перебои скрипа и перестука. И ни костный хруст, ни задавленный детский плач невозможно списать на дефекты слуха. Проявите величие духа, велит палач. Хорошо, проявим величье духа.

Вот такая музыка сфер, маловерный друг, вот такие крутятся там машинки. Иногда оттуда доносится райский звук, но его сейчас же глушат глушилки. А теперь, когда слышал все, поди примири этот век, который тобою прожит, и лишайные стены, и ржавые пустыри — с тем, что вот он, есть и не быть не может, потому что и ядовитый клещ, который зловещ, и гибкий змеиный хрящ, который хрустящ, и колючий курчавый плющ, который ползущ по сухому ясеню у дороги, и даже этот на человечестве бедный прыщ, который нищ и пахнет, как сто козлищ, — все о Боге, всегда о Боге.

А с меня он, можно сказать, не спускает глаз, проницает насквозь мою кровь и лимфу, посылает мне пару строчек в неделю раз — иногда без рифмы, но чаще в рифму.

Обитаемый остров — что не попало в фильм

Роман всё-таки надо перечитывать и до, и после фильма.  Поддавшись обаянию кино, я совершенно как-то проигнорировал одно своё ощущение, но вот теперь оно выкристаллизовалось… В фильме все герои — выхолощены. Нет характерных слов, мелких деталей, которые исподволь делали Саракш похожим на нашу жизнь.

Например, Доктор — он же должен быть этакий Еврей Евреевич, может быть даже картавый.

Доктор еще раз прошелся по Максиму холодными пальцами, окутался дымом и сел на свое место.
— Налей-ка мне, Лесник, — сказал он. — Такие обстоятельства надобно запить… Одевайтесь, — сказал он Максиму. — И не улыбайтесь, как майская роза. У меня будет к вам несколько вопросов… Когда, говорите, в вас стреляли?
— Сорок семь дней назад.
— Из чего, вы говорите, стреляли?
— Из пистолета. Из армейского пистолета.
Доктор снова отхлебнул, снова сморщился и проговорил, обращаясь к широкоплечему:
— Я бы голову дал на отсечение, что в этого молодчика действительно стреляли из армейского пистолета, причем с очень короткой дистанции, но не сорок семь дней назад, а по меньшей мере сто сорок семь… 

Куда они дели эту «майскую розу», где эти характерные повторы в речи Доктора («говорите… говорите», «стреляли.. стреляли»), где его (специфически докторская) резкость и порывистость? Не так уж много надо было — всего пару фраз вставить, времени бы не отняло, а характер бы появился.

А Лесник? «Чудесный дядька, добряк, с ног до головы исполосованный жизнью и ничего о жизни так и не узнавший. Ничего ему не надо было, и ничего он не хотел, кроме как чтобы оставили его в покое, дали бы вернуться к семье и сажать свеклу.» Куда он делся, с его крестьянской (наверняка окающей) речью?

— Я не хотел никого обидеть, — сказал Максим. — Я просто хочу разобраться… К чему вы стремитесь, кроме сохранения жизни?..
— Дайте мне, — сказал вдруг Лесник. — Дайте я ему скажу… Мне дайте… Ты, мил-человек, того… Не знаю, как там у вас в горах, а у нас тут люди любят жить. Как это так — кроме, говорит, сохранения жизни? А мне, может быть, кроме этого ничего и не надо!.. Ты что полагаешь — этого мало? Ишь ты, какой храбрый нашелся! Ты поживи-ка в подвале, когда у тебя дом есть, жена, семья, и все от тебя отреклись… Ты это брось!…
— Подожди, дядя, — сказал Доктор. — Не сердись. Видишь. человек ничего не понимает…

Про то, что Зефу не дали проявиться ни в буйном, ни в интеллигентном виде, я уже вчера писал, но — забыл! — его же бороды лишили! Буйной рыжей бородищи! Он должен быть всё-таки не просто каторжник, он должен быть «рыжее хайло Зеф», громогласный… Мне кажется, АБС его списали с кого-то вроде Льва Гумилёва — сквернослова, любящего поорать, бывалого каторжанина, но при этом интересного собеседника и интересного учёного… Тоже укоротили.

И наконец с Радой — сцена возвращения Максима после подрыва башни вышла скомканной и пустой, а там же были настоящие чувства!

Народу на улицах не было, только у самого дома он заметил человека — это был дворник. Дворник сидел в подъезде на своем табурете и спал. Максим осторожно прошел мимо, поднялся по лестнице и позвонил так, как звонил всегда. За дверью было тихо, потом что-то скрипнуло, послышались шаги, и дверь приоткрылась. Он увидел Раду.
Она не закричала только потому, что задохнулась и зажала себе рот ладонью. Максим обнял ее, прижал к себе, поцеловал в лоб, у него было такое чувство, как будто он вернулся домой, где его давно уже перестали ждать. Он закрыл за собой дверь, и они тихо прошли в комнату, и Рада сразу заплакала. В комнате было все по-прежнему, только не было его раскладушки, а на диване сидел Гай в ночной рубашке и ошалело таращился на Максима испуганными, дикими от удивления глазами. Так прошло несколько минут: Максим и Гай смотрели друг на друга, а Рада плакала.
— Массаракш, — сказал, наконец, Гай беспомощно. — Ты живой? Ты не мертвый…
— Здравствуй, дружище, — сказал Максим. — Жалко, что ты дома. Я не хотел тебя подводить. Если скажешь, я сразу уйду.
И сейчас же Рада крепко вцепилась в его руку.
— Ни-ку-да! — сказала она сдавленно. — Ни-за-что! Никуда не уйдешь… Пусть попробует… тогда я тоже…
Гай отшвырнул одеяло, спустил с дивана ноги и подошел к Максиму. Он потрогал его за плечи, за руки, испачкался мазутом, вытер себе лоб, испачкал лоб.
— Ничего не понимаю, — сказал он жалобно. — Ты живой… Откуда ты взялся? Рада, перестань реветь… Ты не ранен? У тебя ужасный вид… И вот кровь…
— Это не моя, — сказал Максим.
— Ничего не понимаю, — повторил Гай. — Слушай, ты жив! Рада, грей воду!

Исчезли испуг, жалобный тон и беспомощность Гая, исчезло, что Рада заплакала только после того, как вошла в комнату, исчезло, как она зажала рот рукой, чтобы не закричать… Вместо этого живого — жуткая мертвечина со встречающимися на фоне солнца руками. Вот выкинули бы они обе сцены, где Бондарчук корячится в ванне, а вот это бы вставили. Хуже было бы, что ли?

Нет,  я, конечно, не отрицаю — Бондарчук имел право сделать так, как он сделал, как он видел. Просто жалко. Теперь мне кажется, что из «Обитаемого острова» надо было делать не две серии, а десять, и пускать в телевизионный формат — делать вторую «Ликвидацию». Чтобы шаги на лестнице было слышно, и скрип двери, чтобы еврейский акцент, раскладушка в углу и дворник с метлой и бляхой, на табуретке. Машков бы сделал лучше Бондарчука. Мне так кажется.

Но ладно, ладно — всё-таки, повторяю, не испохабили текст так, как у Бекмамбетова с Лукьяненко. Спасибо и на том.

Обитаемый остров — после просмотра

Основные ожидания должны оправдаться во второй серии. А за первую серию — всё-таки не «тройка». Всё-таки «четвёрка». Более или менее. По сравнению с теми же «Дозорами», «Обитаемому острову» (роману) сильно повезло — от Лукьяненко в фильме просто ничего не осталось, а тут на удивление практически всё на месте. Так что вторую серию буду ждать — в отличие от «Ночного дозора», рвотной реакции нет и в помине. Но — всё-таки не «пять», далеко не «пять».

Подводя итоги.

1. Худшие актёры фильма — это Ф.Бондарчук и Куценко. Дело даже не в дредах, которые ругает Гоблин. Куценко на каторге выглядит чистеньким и опрятным, вот что глупо. У него аккуратно выстриженные височки, волосы ровно зачёсаны, он выбрит — даже сияющий Мак выглядит естественнее, и уж особенно странно Куценко смотрится рядом с гениально загримированным и гениально играющим Гармашом. По дороге домой, вспоминая фильм, мне показалось, что я даже отворачивался чуть-чуть, когда Гармаш был крупным планом — опасался запаха, настолько естественно, как настоящий каторжник или бомж, он и выглядел и держался. Интересно, как Куценко будет играть во второй серии. Он же должен быть старым марксистом, искушённым в делах подполья, и одновременно террористом с довоенным стажем… Этакий Савинков — потянет ли Куценко такую роль?

Ну а Бондарчук — он просто отталкивающе гламурен. Изобразить эпилептический припадок (два раза, в ванне) или ярость (в конце фильма) — ну вот не получается у него, и всё.

2. Лучший актёр — несомненно Гармаш. Жаль, что ему не удалось перевоплотиться в профессора — сценарий, что ли, не позволил? Или время поджимало? В сцене, где Зеф объясняет Максиму, зачем на самом деле нужны башни, он (в романе) говорит тихо, интеллигентным языком — и это должно резко контрастировать с его обычным поведением. Но обычного Зефа, громогласного и сквернословящего, нам не показали, — наверное, поэтому и интеллигента показать не удалось. Впрочем, ещё будет вторая серия…

Максим тоже неплох. Именно вот таким сияющим молодым щеночком и должен он быть — такой Максим действительно может сохранить веру в то, что все люди братья, до самого конца. Он должен быть глуповат — и в фильме он такой и есть, и это правильно. Гай тоже вполне подходящий.

3. Сценарий — пять с минусом. Действительно, очень близко к тексту, при этом без лишнего буквализма. Есть узнаваемые фразы, все основные повороты сюжета на месте. Единственный ляп — это пресловутый астероид и всё, что вокруг него. Вообще непонятно, зачем отказались от ракетной/метеоритной атаки в атмосфере, которая была в романе. Когда, потерпев аварию на орбите, корабль падает на планету, и из него выходит герой без единой царапинки — это как-то нелепо выглядит. Если бы авария произошла в атмосфере, близко к поверхности, это было  бы естественнее.

Но основные вещи, которые могли бы войти в первую серию — сказаны. Есть даже некие отсылки к нашей (уже постсоветской) реальности — слова про рекламу, финансовые потоки, приватизацию («всё разобрали по дешёвке», как-то так там сказано) и, конечно фраза «они не правят, они работают», сказанная о Неизвестных Отцах.

Довольно хорошо проведена линия с «животными»: Максим называет посетителя кафе «грязным животным», когда тот хлопает официантку по заду — и это «рифмуется» с одной из сцен в конце, когда Мак отпускает мутанта, говоря, что он не животное, а Гармаш говорит ему — «сам ты животное», в смысле что ничего ты не понимаешь в жизни, щенок.

4. Постановка — на тройку. Переборщили с экзотикой. Нафига было рисовать этот «город будущего», как в «Пятом элементе»? Всё можно было снять в обычном среднероссийском уездном городе — тем страшнее выглядело бы. Рада Гаал должна жить не в поднебесье, а в панельной пятиэтажке. Кстати, из-за этого оказывается совершенно непонятен дворник, доносящий на Мака, когда тот возвращается после взрыва башни — дворник мог бы быть обыденным, нашим, а вышел фантастическим и оттого нелепым.

Берёзки в конце тоже ни к чему. С бамбуком в одной климатической зоне, вообще-то, им делать просто нечего, а по роману там должны быть «джунгли», без всяких оговорок.

Омерзительнее же всего так называемые любовные сцены. Когда руки Мака и Рады встречаются, сзади за ними загорается солнце — что может быть пошлее? И зачем нужно было показывать коленки героини со спущенными чулками? Это так они хотели показать «совок» или это такой странный эрос? Глупо как-то.

Общее ощущение — старались снять хороший фильм по хорошему сценарию. Сняли так себе, но хоть сценарий не попортили.

Перед просмотром «Обитаемого Острова»

Я уже понял, как сказал какой-то радиослушатель на «Эхе Москвы», что «Бондарчук сделал из философской драмы боевичок», так что я не жду чего-то особенного. А после того, что написал Гоблин о технической стороне фильма — уже и вообще ничего не жду. Но посмотреть — посмотрю. (Страдающий вечным чеченским синдромом и не принимающий ничего антисоветского Гоблин — не лучший рецензент для фильма по антисоветскому роману, но в технической стороне он, вроде бы, разбирается).

Говорят, что БН фильм посмотрел, и ему фильм понравился. Но в последнее время мне начинает казаться, что из двух братьев Борис Натанович отвечал за чистый action — по крайней мере, его «Комментарии к пройденному» иногда оставляют ощущение, что он то ли не хочет говорить о том, какие идеи были заложены в их книги, то ли вовсе не понимает их сам; а его последние романы кроме action’а практически ничего и не содержат.

Кстати, в тех же «Комментариях» про «Обитаемый остров» сказано, что он был задуман как «бездумный, безмозглый, абсолютно беззубый, развлеченческий, без единой идеи роман о приключениях комсомольца XXII века», и только потом в деталях вображаемого мира стали возникать аналогии с советской реальностью:

Всё вставало на свои места, как патроны в обойму, всё находило своего прототипа в нашей обожаемой реальности, всё оказывалось носителем подтекста — причем даже как бы помимо нашей воли, словно бы само собой…

Тот же процесс Стругацкие описали в «Хромой Судьбе», точнее, во «внутреннем романе», известном под названием «Гадкие лебеди» — но тема писательского творчества сшивает обе половины романа, да и понятно, что это написано в любом случае о себе:

Вы начнете исправлять стиль, приметесь искать более точные выражения, заработает фантазия, замутит от затхлых слов, захочется сделать слова живыми, заменить казенное вранье животрепещущими фактами, и вы сами не заметите, как начнете писать правду…

Надо думать, так и появился «Обитаемый остров», если не самый любимый, то уж точно самый цитируемый мною роман Стругацких — на мой взгляд, он описывает до сих пор нашу политическую реальность самым исчерпывающим образом. Но «боевичок» там, конечно же, есть — если выхолостить всё самое интересное, или если не заметить этого при просмотре фильма.

Гоблин об «антитоталитарной» стороне романа пишет так:

…Группы Поэтов, Писателей, Художников и других Прекрасных Людей (местами — даже весь народ в целом) стенают под гнётом тупых тиранов. То есть все вокруг хорошие и стремятся к Прекрасному, а тупой тиран их туда не пускает. Ни слова о том, откуда тиран взялся, как этот прекрасный народ сумел его породить и почему он народом руководит… Тирана надо просто изничтожить, после чего наступит Свобода и Счастье, после чего всё станет хорошо… Ни слова о кровавом хаосе и массовых убийствах, которые влечёт за собой любая революция, ни слова о последующей зачистке революционеров, столь милой сердцу советских интеллигентов…

Не знаю, где он там нашёл «Поэтов, Писателей и Художников» (это скорее уже из тех же «Гадких лебедей»), но в остальном то, что он описал — это такое детское отношение к тоталитаризму, которое у тех же Стругацких высмеяно даже раньше, в «Попытке к бегству», где один из героев говорит о возможности построения коммунизма — «Кучка вонючих феодалов против коммунистической колонии — тьфу! Конечно, это случится не сразу. Придется поработать. Лет пять потребуется…» — и ему тут же возражают: «А пятьсот пятьдесят пять не хотите?.. Коммунизм —  это прежде всего идея!  И  идея  не  простая.  Ее  выстрадали  кровью!  Ее  не преподашь за пять лет на  наглядных  примерах…»

И вот с таким же детским отношением прилетает на Саракш Максим Каммерер (он же Мак), и собственно «Обитаемый остров» — это роман о том, как этот самый «комсомолец XXII века» понимает, насколько сложно устройство социального организма, и как сложно (если вообще возможно) это устройство поменять…

И о чаемом Гоблином хаосе у Стругацких, конечно, сказано. И о зачистке революционеров тоже есть (в частности, «Неизвестные отцы» — это и есть бывшие революционеры, прошедшие уже Термидор и истребляющие друг друга; и жизнь подполья это тоже бесконечное самоистребление и предательство). Наконец, и сам Максим думает о возможности войны, вполне осознавая, что в жертву ради будущего счастья придётся принести многих, и в первую очередь тех, кто страдает больше других.

С другой стороны, от этой своей наивности Максим не избавляется до самого конца. В последней главе он говорит: «Центр-то ведь разрушен, излучения больше нет… Теперь они сразу поймут, что их угнетают, что жизнь у них дрянная, и поднимутся…» — и получает точно то же самое возражение, что и герой «Попытки к бегству», только изложенное чуть иначе:

«Куда они поднимутся? Кто  поднимется? Неизвестные Отцы живут и здравствуют,  Гвардия  цела  и  невредима,  армия отмобилизована, в стране военное положение… Ты забыл  про  передвижные излучатели, ты забыл про Островную Империю, ты забыл про экономику… Тебе известно, что  в  стране  инфляция?..  Тебе  вообще  известно,  что  такое инфляция? Тебе известно, что надвигается голод, что земля не родит?.. Тебе известно, что мы не успели создать здесь  ни  запасов  хлеба,  ни  запасов медикаментов? Ты  знаешь,  что  это  твое  лучевое  голодание  в  двадцати процентах случаев приводит к шизофрении?»

Таким образом, осознание сложности социальных преобразований приходит даже не к герою (хотя герой таки многое успевает понять), а к читателю. Нас оставляют перед выбором — кто прав: легкомысленный революционер-прогрессор Мак или опытный и вдумчивый, но склонный к компромиссам с реальностью Странник? С одной стороны, Странник прав: заботясь о народе и принимая на себя огромную ответственность за народ, нужно думать о многом и многое подготовить, на это уйдут годы и столетия — но за это время народ будет продолжать страдать, в то время как кое-что исправить можно немедленно. Но если начать всё что попало исправлять, слишком многое можно нечаянно попортить. А многое придётся, скрепя сердце и заставив совесть замолчать, принести в жертву… Через это Мак тоже прошёл, и тоже не получилось.

«Вы сделали правильный выбор: вы обратились к самым жалким, к самым несчастным, к людям, которым досталась в равновесии сил самая тяжкая доля. Но  даже  и  они  не  желают нарушения равновесия,» — говорит Маку Колдун. Примерно то же имеет в виду Саул в «Попытке к бегству»: «Вы никак не хотите понять, что здесь мы имеем дело не с катастрофой, не с каким-то стихийным или техническим бедствием, а с определенным порядком вещей. С системой, молодые люди…»

Что же делать, если реальность отвратительна, но нет никакой возможности её изменить? «Если не знаешь, что делать, поступай по совести» — кажется, именно к этому приводят нас Стругацкие. Противоречие между личностью и историей Стругацкие сводят к противоречию совести и ответственности. Разумеется, противоположную точку зрения и в этой постановке вопроса они не забывают тоже. Колдун — фигура мощная, несомненно олицетвряющая интеллект, сторону сомнения, говорит Маку:

Ваша  совесть возмущена существующим порядком вещей, и ваш  разум  послушно  и поспешно ищет пути изменить этот порядок. Но у порядка есть свои законы. Эти законы возникают из стремлений огромных человеческих масс, и меняться  они  могут тоже только с изменением  этих стремлений…  Итак,  с  одной  стороны  — стремления огромных человеческих масс, с другой стороны ваша  совесть, воплощение ваших стремлений. Ваша совесть подвигает вас на изменение существующего порядка, то есть на изменение стремлений миллионных человеческих масс по образу и  подобию  ваших  стремлений.  Это  смешно и антиисторично.  Ваш  отуманенный  и  оглушенный  совестью  разум   утратил способность отличать реальное благо масс от воображаемого, —  это  уже  не разум. Разум нужно держать в чистоте. Не хотите, не можете —  что  ж,  тем хуже для вас. И не только для вас. Вы скажете, что в том мире,  откуда  вы пришли, люди не могут жить с нечистой совестью. Что ж,  перестаньте  жить. Это тоже неплохой выход — и для вас, и для других…

Однако Максим, или Саул, или дон Румата всё равно остаются главными и несомненно положительными героями, которым симпатизируют сами авторы. Да, история — поступательна и закономерна, и складывается она движением огромных человеческих масс, но каждый человек свободен поступать в соответствии со своей совестью, и история складывается также и из желаний и действий отдельных людей. И если каждый будет думать о невозможности что-то изменить, ссылаясь хоть на свою слабость, хоть на глубокие знания в истории и социологии, то ничто никогда в жизни и не изменится. Так что пусть каждый делает что может, не думая об исторических закономерностях — закономерности позаботятся о себе сами. Как говорил дон Румата, «ты один, как перст, да таких  перстов  вас  в  городе тысяч десять…»  Таким образом, сформулированный конфликт совести и разума, или совести и ответственности, Стругацкие разрешают в пользу совести.

— Чепуху я сделал, — горестно сказал Саул. —  Ругайте  меня.  Но  все равно начинать здесь нужно с чего-нибудь подобного. Вы сюда  вернетесь,  я знаю. Так помните, что начинать нужно всегда с того, что сеет  сомнение…Что же вы меня не ругаете?
— За что же, Саул? Вы не сделали ничего плохого.  Вы  сделали  только странное…

Впрочем, ни в «Обитаемом острове», ни в «Попытке к бегству» или «Трудно быть богом» окончательного ответа Стругацкие впрямую не дают, обозначив довольно ясно свою позицию, но тем не менее оставляя читателя в сомнениях. И если судить по тому, как часто сами они к этому вопросу обращались, уверенности у них самих в этом отношении не было. Так или иначе, в фильме это как-то должно прозвучать, и мне будет жаль, если ничего такого не будет.

А ещё — конечно, хочется увидеть в этом фильме знакомые с детства и снова сейчас появившиеся приметы, и почувствовать отчаяние от абсурда, растворённого в жизни, и невозможности ничего изменить… Посмотрим, что там окажется. Сеанс в 17:00.

Лытдыбр

1. Почитал ленту — кажется, СУП разразился очередной глупостью:

http://community.livejournal.com/lj_ru_support/525593.html
http://community.livejournal.com/lj_ru_support/525074.html
http://community.livejournal.com/lj_ru_support/524966.html
http://community.livejournal.com/lj_ru_support/524388.html 

Похоже, в ЖЖ мне ещё долго не захочется возвращаться.

2. Чего мне всегда не хватало у Вадима — это радио. У нас радио на кухне включено довольно часто, а у Вадима нет даже настроенного приёмника, на муз.центре каждый раз приходится выставлять частоты. Теперь проблема решена! Сижу в наушниках, слушаю через (новый) мобильник. Очень кстати: я как раз осознал (в частности благодаря Москва.ФМ), что в радиоэфире есть что послушать. Чего жаль — оставшихся в старом мобильнике СМСок. Может, постараюсь их оттуда извлечь через компьютер — если получится.

3. Ещё о Вадиме. С ним мне очень хорошо обсуждать всякие книжки и фильмы. Ни с кем так не получается. (Ну, собственно, это так и должно быть между близкими людьми, но каждый раз это очень приятно отмечать :))

Вчера дошло дело до давно лежавшего на полке «Изгнания» Звягинцева. Мне второй фильм понравился меньше, чем «Возвращение», в Вадиму — больше. Первое ощущение — ничего не понятно, но очень красиво (собственно, это и определяет отношение: Вадиму такие вещи нравятся — например, можно вспомнить убогий фильм «Джорджино» с Милен Фармер — а меня это бесит). С утра начали обсуждать и поняли, что не так уж всё бессвязно и бессмысленно… но всё равно до конца не поняли. Что означает символ ручья в фильме? Зачем нужен был первый эпизод (с пулей)? И зачем последний (с поющими крестьянками)? И, наконец, почему «Изгнание»?

Надо бы достато этот рассказ Сарояна. Кажется, он называется «The laughing matter» — если бы я допускал у Сарояна возможность аллюзии на Гоголя, я бы перевёл это название фразой «Над кем смеётесь?» В гоголевском смысле она вполне подошла бы к фильму: она обращена к зрителю и говорит ему, чтов том, что он видит, не всё так просто, как кажется. А именно — ничего не понятно.

Полудетективный сюжет о расследовании супружеской неверности и убийстве приводит к парадоксальному выводу: никто не виноват, все хотели только хорошего. Трагедия произошла из-за стечения обстоятельств и недопонимания людьми друг друга… Жена горевала, что муж отдаляется от неё, муж был готов простить жене что угодно, даже неверность (всё забыть и начать с чистого листа), брат был готов для брата пойти хоть на преступление — в этом нет ничего плохого. Но приводит это тем не менее к трагедии.

Из библейских сюжетов я бы сравнил этот сюжет не с изгнанием (из рая или Исходом), а с Вавилонским смешением. Люди говорят — и не понимают друг друга. Они как дети смотрят друг на друга и видят только то, что сами придумывают.

И вот — ручей. Пересохший в начале сюжета и текущий через какие-то доски и обломки колёс — обломки человеческой жизни — в конце, когда произошла трагедия. Почему? Что открылось, что прорвалось этой водой? Истина (естественность)? Жизнь? Смерть?

Может быть, фильм надо понимать так, что люди слишком усложнили свои отношения и из-за этого перестали понимать друг друга, что их быт перегородил естественное течение жизни и высушил её? (Тогда понятны крестьянки в конце).

А может быть, речь тут надо вести о Великой Тайне Жизни, заключённой в женщине и деторождении и т.д.? Или о судьбе? Нет, решительно ничего не понятно. Надо ещё подумать.

Но, безусловно, очень красиво. Совершенно фантастические кадры — дети, складывающие паззл, Лавроненко ночью на крыльце дома под лампой, все эти пейзажи… Очень здорово.

4. Вчера отмечали сдвоенный день рождения — мой и бабушки Вадима. Самое замечательное, что даже не напились, вино не допили. Вот ещё и кино на сон посмотрели.

Страсти-мордасти

Посмотрели в выходные фильм «Джорджино», замечательный тем, что в нём снялась Милен Фармер.

На самом деле это не столько фильм, сколько галерея статических образов. Образы там такие: Невинное Дитя, Влюблённый Неудачник, Добрый Пастырь, Сумасшедший Учёный, Забитая Приживалка, Сумасшедшие Старухи, Злая Толпа, Пьяная Толпа, Толпа Сумасшедших… пожалуй, всё. Действие заключается в столкновении этих образов, происходящем без особого порядка. И, разумеется, есть ещё Тёмный Лес, Снежные Равнины, Загадочный Дом и Одинокая Церковь — на их фоне всё и происходит.

Франция, последние дни Первой мировой войны. Влюблённый Неудачник — демобилизовавшийся врач, приезжает в некий городок в поисках детей из приюта, в котором он работал до отправки на фронт, и привозит для этих детей огромный саквояж, доверху наполненный леденцами. В принципе, этого достаточно, чтобы его охарактеризовать. Но для пущей готичности он ещё выкупает на бойне лошадь, которую там собираются забить, за баснословную цену, и так как ему говорят, что детей эвакуировали в некий далёкий пансион, на этой самой лошади он отправляется туда. Едет по Заснеженной Равнине и приезжает наконец ночью в Загадочный Дом, где первым делом ему приходится делать искусственное дыхание рот в рот повесившейся только что хозяйке (спасти её не удаётся). Детей в доме тоже нет — все они уже умерли.

Зато в доме живёт дочь покойной хозяйки, Невинное Дитя в исполнении Милен Фармер. Она совершенно наивна, не знает этикета и приличий, ничего не стесняется (может сидеть при мужчине с задранными юбками в обнимку с Забитой Приживалкой), и конечно же Влюблённый Неудачник влюбляется в неё, тем более что выясняется, что детей, которых он искал, именно она утопила в болоте. По нечаянности.

Наиболее психологически интересная сцена фильма — это когда Невинное Дитя пытается повеситься, а Влюблённый Неудачник вынимает её из петли и делает ей искусственное дыхание (на той же кровати, что и её покойной матери в своё время), и процедура искусственного дыхания превращается в бурный секс (она в это время ещё не дышит, так что Влюблённый Неудачник занимается сексом со свежим трупом) — это выявляет, что под личиной недотёпы Неудачника скрывается сексуальный агрессор, насильник и злодей. Невинное Дитя от этих процедур, конечно же, оживает, и всё продолжается.

Ещё одна сцена секса — это когда влюблённая парочка идёт в Тёмный Лес на поиски Сумасшедшего Учёного, сбежавшего из жёлтого дома, которому Невинное Дитя приходится единственной дочкой. Они находят его труп в болоте, на том самом месте, где Невинное Дитя так неудачно гуляла с детьми и где они все погибли. Тут, возле трупа, на снегу, они и занимаются сексом, а потом тащат труп на верёвке за ноги по дороге лицом вниз.

Больше ничего особенно интересного в фильме нет, но многое происходит за кадром. Где-то за кадром Милен Фармер гасит свечки в церкви, зажжённые во здравие ушедших на войну солдат — по одной за каждого ушедшего на фронт мужчину в деревне. Там же за кадром разъярённые солдатские жёны (Злая Толпа) бьют Милен перед алтарём и рвут ей её огненно-рыжие волосы. Мы видим её только по окончании всего этого, распростёртой на полу с окровавленным лицом, когда она говорит любимому: «Это было совсем не больно…» Насколько красиво можно было бы снять, как она гасит свечи! И насколько пошло выглядит то немногое, что снято вместо того…

Пейзажи, конечно, безумно красивы и готичны, как и в клипах Милен Фармер той поры. Лошади, вороны, кресты, бесконечные снежные равнины — всё это есть. Но какое отношение всё это имеет к 1918-му году?

В фильме нет ни малейших примет XX века, кроме пары уродливых грузовиков. Быт напоминает скорее экранизации Гюго, события конца XVIII века. Даже когда герой похищает героиню из сумасшедшего дома, расположенного, как можно понять, в главном городке той местности (там есть многоэтажные дома, большие заметённые снегом площади, в подворотнях греются у костров отряды солдат) — так вот, вытащив героиню из холодной ванны, мокрую, он везёт её за тридевять земель в дом её отца, не подумав даже заехать в какую-нибудь гостиницу, чтобы обсушиться и прийти в себя — скорее всего, дело в том, что отели в городках с тех пор мало изменились (или, скажем иначе, уже тогда имели достаточно современный вид), и это сбило бы трагический настрой картины.

Наконец, природа: конец войны — стало быть это октябрь-ноябрь, может быть сначала даже сентябрь 1918 года. Съёмки проводились в горах в Чехии в январе. Заснеженные равнины и голые деревья — так видится авторам фильма Франция поздней осенью. Впрочем, может быть «велик и страшен был год 1918-й»…

Так или иначе, вышедший в том же 1994 году бессоновский «Леон» собрал во Франции 3,5 миллиона зрителей. Лидером французского проката в том году американский «Король Лев» с 10-ю миллионами проданных билетов. На «Джорджино» при бюджете 12 млн евро было продано только 69 тысяч билетов, и фильм был положен на полку. Теперь авторы начали его прокат снова и надеются на огромные сборы… Ну может быть, может быть. Всякое в жизни случается.

Кино

И ведь уже так давно, уже несколько лет: что бы там ни было — два раза в неделю вдвоём смотрим кино на ночь. Пожалуй, это единственное, что не менялось за эти годы…