Россия на самом деле

Кордонский — via ivanov_petrov.

Помещики — это люди, которым государство в обмен за верное служение предоставило право распоряжаться ресурсами на определенной территории. Существовала имперская поместная структура. В.Ефимов высказал гипотезу, что в СССР аналогом имперских поместий были административные районы, в которых первый секретарь райкома партии по полноте распоряжения ресурсами, рабочей силой соответствовал в какой-то мере имперскому помещику.

Сейчас также идет процесс становления поместной формы. Недавно мы проводили исследования в районе одной из республик, который является поместьем главы администрации этого района. […] Вся собственность в этом районе записана на него, он распоряжается всей полнотой ресурсов. И всё там работает на благо народа. Под «народом» надо здесь понимать рентные группы — пенсионеры, бюджетники, разного рода иждивенцы (дети), те, кто обслуживает органы муниципальной и государственной власти, а также сами эти органы власти. Во всех селах, где мы были, есть газ, холодная и горячая вода, канализация — в каждом доме. Хлеб развозят по домам. До 40 сортов водки в магазинах. Это коммунистический рай, как он виделся в конце 1970-х годов.

Но в этом раю нет места активному населению — весь бизнес монополизирован администрацией. Это огромное поместье. И процесс становления таких поместий идет во всех регионах, хотя и с разной скоростью и в разной степени. Таким образом, есть формальная административная структура власти — это, так сказать, «реальность», то, что видно сверху. И есть то, что есть по жизни, то есть «на самом деле». А на самом деле есть совокупность поместий, контролирующих территорию, и рентное население. [Активное население] занято отходничеством. Они имеют дом в какой-то из этих деревень, а сами заняты отходничеством по всей территории страны. Москва, столицы республик и краев — это центры отходничества. […] На что идут заработанные отходничеством деньги? На свое маленькое поместье. Интересно, что в ходе исследования мы ни разу не смогли свести семейные бюджеты даже на самых низких уровнях социальной иерархии, — всегда оказывается, что уровень легальных доходов ниже уровня реальных расходов. Разница как раз и обеспечивается за счет отходничества и промыслов.

Но это просто забавная модель, хоть и очень точная. Самое-то главное — в конце, в выводах.

Эта система такова, что экономика в ней невозможна.

Экономика — это в смысле капитализм, товарное хозяйство. Помещичье хозяйство не интенсифицируемо — никак. Оно способно приобретать новую технологию, но не развивать и тем более не изобретать. (Поэтому, надо думать, бессмысленно развиват АвтоВАЗ — даже если сейчас купить новые заводы и начать выпускать машины на мировом уровне, через год весь мир уйдёт вперёд, а АвтоВАЗ останется прежним).

[Эта реальность] не способна к развитию. […] Например, практически все технологии заимствуются. Вся потребительская бытовка, равно как и наука, и технологии, у нас импортируются. Вписываются в нашу систему и тут же теряют свои инновационные качества. Эти технологии не меняют общество, а собственные технологии оно может порождать только в «зонах» и на определенном режиме. Поэтому стремление к инновациям выражается в создании наукоградов, технопарков, инновационных зон и прочего. Но пока не будет обеспечен необходимый режим, инноваций не будет. […] Да, сейчас […] изменяются технологии строительства, водоснабжения, отопления. Но всё это импортируется. И ничего не меняется по сути. Если есть поместье, значит есть обслуживающий персонал — сейчас, например, мигранты.

Причина — в отсутствии товарного хозяйства, товарного рынка, в отсутствии капитализма как такового. Ресурсное государство построено по принципу освоения выделяемых сверху бюджетов, а не на рыночной борьбе с конкурентами за прибыль.

Они ничего не производят на легальные рынки. Они же ресурсные хозяйства, способные только на добычу и освоение ресурсов. Если бы производили товары, им надо было бы выходить на открытые рынки с товарами. А это означает, что надо вступать в отношения с государством. Отношения с государством чреваты проверками и перманентным контролем. В этой ситуации проще замкнуться или работать на черном рынке, что порождает уже свои опасности. В таком случае неизбежно возникают отношения с бандитами. В этой ситуации возникают другие конфигурации. Например, крупный помещик делегирует часть своих прав более мелкому помещику на выполнение каких-то функций. Может создаться впечатление для внешнего наблюдателя, что есть некоторое многообразие хозяйств. Но по жизни оказывается, что хозяин там один.

Таким образом, даже те предприятия, которые работают на внешний рынок, не являются (или не обязательно являются) капиталистическими: они исключены из полного рыночного оборота, так как являются чьими-то вотчинами, поместьями, или входят как часть в чьи-то поместья, обеспечиваются ресурсами сверху и не конкурируют ни с кем за себестоимость, рабочую силу или другие ресурсы. В частности, поэтомуГазпром может в кризис стремиться повысить цены (в ситуации конкуренции он бы их понижал), именно поэтому у нас нет легального рынка рабочей силы, но есть большая скрытая безработица, которая, однако, не становится социальной проблемой — по крайней мере настолько остро, как на Западе. Именно поэтому главным пунктом социального контракта в Рссии является стабильность: если государство не трогает помещиков, то помещики продолжают кормить своих «крестьян», и все довольны.

И именно поэтому совершенно бессмысленны либеральные слова Путина, сказанные в Давосе, о том, что существует два пути для государства в момент кризиса — совершенствование рыночных механизмов и расширение непосредственного участия государства в экономике, причём первый является правильным, а второй — нет. В России первый, либеральный путь — невозможен.

Кордонский

Если честно, то не понравилось. То есть всё понятно, и несомненно интересно — но я ждал большего.

И немного коробит несколько фраз — например о том, что постепенное угасание СССР после смерти Сталина и крах в 1980-х были связаны с отсутствием какой-то «политической воли» — то есть не были закономерными (хотя в другом месте он пишет, что сословное государство рано или поздно всегда приходит к саморазрушению).

Или что для России лучшим вариантом было бы сочетание сословных и рыночных принципов. Оно, конечно, так — и везде, в любой стране есть сочетаются рыночные и нерыночные отношения, и есть понятие социальной справедливости, и всё вытекающее из него. Но, судя по всему, он имел в виду, что России надо быть чуть более сословной, чем западные страны — никак этого не обосновывая. Вообще, конец книжки — это какая-то сплошная маниловщина и «как нам обустроить Россию».

Ещё — что госкорпорации создаются для конкуренции с иностранными ТНК. Мне это объяснение показалось странным: разве мало той причины, что госкорпорации — это механизм распилки ресурсов, аналог советского отраслевого министерства и одновременно модель государственного, служилого предпринимательства?

А ещё странно, что он рассматривает и нынешнюю систему как иерархию распределения ресурсов из единого центра, от вершины вниз — как будто ресурсы не могут создаваться параллельно в «младших» центрах и оставаться там, распределяясь уже оттуда. По его же книжке о ресурсном государстве, крах СССР был вызван тем, что республики стали тяготиться центральной союзной властью, севшей им на шею — значит сами они имели больше, а делиться с центром и друг другом не хотели. И так же сейчас есть независимые центры производства ресурсов — не только «не служилые» предприниматели, но и те же госкорпорации, или компании типа Gunvor, или субъекты федерации-доноры, вроде Москвы или алмазной Якутии. Эти «центры прибыли» занимаются производством ресурса, и делятся произведённым с государством — затем они и нужны — но много оставляют себе, в этом смысле жители богатых регионов и сотрудники сырьевых компаний являются особым сословием… И эта их особое положение чревато возможной опасностью разрушения структуры, если их будут слишком сильно доить. По-моему так.

Статусное

Читал Кордонского, понял: статусность — это совок. Это вот как сынок начальника главка, притащивший в школу иностранную жвачку.

О классах в России

С чего бы начать?

1. Основа — всё то же самое. Кордонский: административный рынок, распределённый образ жизни, ресурсное распределительное государство. И Восленский: номенклатура.

2. «Крестьяне» и «менеджеры» как неимущий и имущий класс. Кордонский уже показал, что «распределённый образ жизни» в России имеет всеобщий характер — фактически, в России нет разделения на город и деревню, все живут одним и тем же укладом. (А Глазычев показал, что у нас нет города, а есть только слобода). Тем самым у нас нет пролетариата, а есть некое преобразованное (слободское) крестьянство. Нет пролетариата — и так же нет буржуазии: не потому, что некому сыграть её роль, а просто самоосознание общества ещё пока не допускает буржуазии как отдельного класса. Рантье возможны только от власти, а богачи — это просто очень разъевшиеся ларёчники, сиречь «кулаки» — зажиточные «крестьяне». Это стало очень заметно в последние 8 лет, когда крупный бизнес, не сросшийся с властью и/или не подчинявшийся ей, был практически уничтожен. Это было такое же раскулачивание, как в 1930-е годы — что было бы невозможно, занимай буржуазия место класса-эксплуататора. Напротив, она очевидно была и сейчас остаётся эксплуатируемым классом, а хозяином-эксплуататором является Вертикаль. Собственно, «прегрешение» буржуазии и заключалось в том, что она «не делилась» своими доходами. Как только «крыши» стали «красными» и бизнес признал необходимость отчисления какой-то доли чиновникам, конфликт между бизнесом и властью утих.

3. Важно заметить, что раскулачивание только в нескольких случаях произошло драматическим образом (Гусинский, Ходорковский и т.д.). Другие бизнесмены были инкорпорированы во власть — как если бы кулака в 1930-е назначили председателем колхоза. Бизнесмен становился в таком случае признанным властью, уполномоченным от власти эксплуататором, но переставал быть буржуа, превращаясь в наёмного менеджера, фактически чиновника (см. знаменитую фразу Дерипаски о том, что всё своё он всегда готов отдать государству). Этот процесс может быть проиллюстрирован тем, что по данным О.Крыштановской в последнее время вход бизнеса во власть становится весьма активным, и с другой стороны чиновники также активно входят в органы управления компаний.

4. Эксплуататорская сущность правящего класса понятна — они реквизируют результаты труда «крестьян», распределяя прибавочную стоимость по своей вертикали (впрочем, и сами они участвуют если не в производстве, так в управлении, что также немаловажно: не только прибавочную стоимость они потребляют). Что является признаком входа в правящий класс? Очевидно, соучастие в эксплуатации: но в чём оно выражается? В последнее время в России чрезвычайно распространилась система оплаты труда в форме процента от заработанного. Вроде бы очевидно, что такая форма оплаты является эксплуатационной — нормы выработки («ноль», при котором процент не начисляется), ставка процента и само его вычисление зависят от работодателя, поэтому процент только привязывает работника к месту и делает его более зависимым. Тем не менее, процент считается «престижным», к нему стремятся как к некой пред-имитации собственного бизнеса (что очевидно неверно). В то же время нельзя не отрицать, что на проценте во многих сферах (из знакомых мне консалтинг, управление проектами, недвижимость) люди создают своё благополучие, зарабатывая больше, чем позволила бы им стандартная ставка заработной платы. Процент часто сопровождается специфической идеологией «успешного менеджера» — этот комплект «деньги плюс идея» и работает. Самое интересное в проценте — то, что он является вариантом «административного рынка», описанного Кордонским. Там распределение ресурсов сверху вниз также происходит с «отщипыванием» какой-то доли на каждом уровне. И отношения между уровнями такие же диалектические: то ли низы у верхов воруют, то ли верхи от щедрот нижестоящих одаряют. Взаимная выгода выше- и нижестоящих определяется результатом торга, и как и в настоящей торговле, результатом купли-продажи является обоюдная удовлетворённость. Таким образом, и результат «административного торга», и процент, получаемый «успешным менеджером», являются одновременно и средством распределения общей прибыли класса, и механизмом эксплуатации нижестоящих менеджеров вышестоящими. Эта самоэксплуатация — самый интересный феномен в нашей реальности. Благодаря ей у «пищевой цепочки» эксплуатации не существует финального звена: все едят всех, и вместе с тем все со всеми делятся. Ещё одним вариантом этой же диалектики является пара коррупция + борьба с коррупцией: коррупция позволяет коррупционерам повышать свой личный процент, персональную норму властной ренты, а борьба с коррупцией — мера ограничивать зарвавшихся, перераспределяя ресурсы в обратном направлении. Тем самым что коррупция, что борьба с ней являются только формами одного и того же перераспределения, вариантами действий в ходе административных торгов.

5. Спецификой такого положения дел является шаткость положения любого менеджера: процент может быть урезан сверху, кормушка отнята. Излишки вкладываются не в расширение исотчника благосостояния (да и как можно расширить кормушку, если не ты её строил?), и не в накопление, а в потребление. Отсюда консьюмеризм, так распространённый в правящем классе, и как следствие консьюмеризма — фетишизм. Если у кого-то есть «Бентли», это говорит о его статусе — значит хоть когда-то он имел доступ к достаточно большой кормушке. Сама по себе кормушка статуса не даёт — она вещь временная, почти случайная. Успешность заключается не в должности, а в личном преуспеянии, в том, что успел урвать, пока давали.