Мобилизаторы revisited

08.03.2009

Ничего нового, просто пересмотрел Леонтьева и Алексашенко. Ещё раз понял, что Леонтьева надо смотреть. И учиться. Очень качественно человек создаёт иллюзию, что его речь имеет и связность, и смысл, в то время как ни того, ни другого там нет. Всё, что он сказал на самом деле — это что в результате кризиса угроза войны возрастает, и нам надо финансировать оборонзаказ. Обычное лоббирование интересов военных заводов. При этом никаких, вообще никаких аргументов он для этого не привёл. Вся речь его строится на тезисах без доказательств. После каждого тезиса он говорит, что собирается его обосновать, но вместо обоснования начинает говорить совершенно о другом.

Начинает он якобы с полемики с Олегом Вьюгиным, с тем тезисом, что одна из причин кризиса — «бегство капитала от долгов». Леонтьев произносит какую-то не очень понятную фразу, смысл которой, вроде бы, в том, что капитал бежит от долгов кредиторам, которые в свою очередь сами много должны кому-то ещё — но большого смысла в этом заявлении, кажется, нет, и слов Вьюгина это сображение нисколько не опровергает.

Тут следует первый скачок в сторону: Леонтьев выдвигает мысль, что причина кризиса — не в бегстве капитала от долгов, а в зависимости финансовой политики российских властей от Америки. Надо заметить, что хотя два этих фактора не являются взаимоисключающими, Леонтьев фактически подаёт их именно как таковые. Вдобавок он не проясняет, как именно эта зависимость от Америки проявляется и как влияет на российский кризис. Из его дальнейших рассуждений можно выудить соображение, что Америка и Европа себя спасать будут, а других, и в том числе нас — не обязательно; возможно, зависимость политики России от американской политики пагубна именно в этом смысле — дескать, они нам не будут помогать спасаться, потому что у них другие цели. Хотя понятно, что финансовая политика, заключающаяся в выборе общих рецептов для борьбы с кризисом, вещь не настолько прямого и адресного действия, чтобы через подобные советы  Америка могла бы усугублять кризис в России. Ну, например, вопрос о вреде протекцинизма (наиболее важный сейчас для одной госкорпорации) имеет общеэкономический и даже теоретический характер, и глупо было бы видеть в таком совете попытку Запада развалить российскую экономику, хотя бы потому, что в России есть вопросы гораздо менее общего порядка, влияющие гораздо больше на ситуацию в стране — например, административное давление, высокая инфляция  и т.д.. Это как раз отлично рассказывает Алексашенко. Поэтому по-прежнему непонятно, что именно Леонтьев имеет в виду… но на финансовые власти России он уже «наехал».

Более того, он как бы между делом говорит: «Нет ни одной страны в мире, которая бы была так же выстроена под эту глобальную финансовую политику [как Россия]». Ужасно интересное заявление, интересно, с чего он взял это? Он не объясняет. «Именно поэтому кризис оказался для нас неожиданным». Итак, уже проводится идея, что вся беда заключается в зависимости России от глобальной экономики, а если бы её не было, то не было бы и кризиса, или его можно было бы предсказать и подготовиться к нему заранее. Доказательств по-прежнему никаких, и ясности тоже. То есть понятно, что если бы мы отгородились стеной и жили бы как на другой планете, то и американского  кризиса у нас бы тоже не было (хотя, может быть, был бы какой-то свой, но не связанный с тем). Но для этого надо было бы отказаться от торговли нефтью, газом и металлами, от валютной выручки от этой торговли, от западных инвестиций в пищевую и лёгкую промышленность и западных кредитов предприятиям — я сомневаюсь, что Леонтьев именно это имеет в виду. А что тогда, если не это?

Ещё один прыжок: «либералы считают, что это кризис циклический, а мы считаем, что кризис — системный».

Надо заметить, что Леонтьев по ходу дела проговаривает некоторые общие места, безусловно верные или как минимум имеющие смысл, это вызывает дополнительное доверие у слушателя, хотя и не повышает общую понятность речи. Так, Леонтьев совершенно справедливо упрекает ЦБ в том, что сначала всем показали, что рубль будет равномерно и достаточно быстро падать, и в результате все стали переводить рубли в валюту. А потом ЦБ повысил ставки по кредитам и занялся сокращением рублёвой массы, чтобы снизить давление на валютном рынке — и тем самым окончательно задушил промышленность: «поработать не удастся», говорит Леонтьев. Потом издевательское предложение о снижении налога на прибыль, которой ни у кого нет… Это всё справедливо, это даже уже банально. Правда из этого следует, что надо было девальвацию проводить не плавно, а скачком, а Леонтьев из этого делает какие-то другие, нетривиальные выводы — что-то о перераспределении средств между нацпроектами — точнее, он уводит разговор в сторону от выводов к фразе «у нас есть возможность кратного увеличения гособоронзаказа» (из каких средств, так и не понятно).

Точно так же он поступает и с вопросом о том, циклическим или системным является кризис: он приводит банальные соображения, а потом уходит куда-то к другой теме. Действительно, вполне очевидно, что нынешний кризис во многом, если не во всём, есть результат избыточного вбрасывания в экономику ничем не обеспеченных денег и ценных бумаг, образовавших пузырь на финансовом рынке. И в результате кризиса что-то в устройстве экономики должно, конечно, измениться, чтобы предотвратить его точное повторение. Именно это Леонтьев имеет в виду под системностью кризиса. Однако что именно будет изменено, сказать заранее нельзя, вряд ли мир сможет отказаться полностью от системы, давшей ему значительный период бурного роста и благосостояния — что-то будет изменено, но что-то и останется. И для той части экономической системы, которая выживет после кризиса, этот кризис тем самым будет уже являться «циклическим»… Тем самым вопрос о классификации кризиса строится на «смещении объекта»: если говорить об остатках Бреттон-Вудской системы, или о неограниченных эмиссиях псевдо-денег и т.д., то этот кризис может оказаться системным, а если о капитализме как таковом — то циклическим. То есть вопрос, который разбирает Леонтьев — это в большой степени спор о словах.

Но он между делом вбрасывает важные знаковые фразы. Например, о том, что нынешний кризис — это вторая фаза распада СССР. Судя по всему, он имеет в виду не дальнейший развал России, а очередную фазу агрессивных действий Запада, приведших, стало быть, сначала к развалу альтернативной капитализму экономической системы, а сейчас приведёт к полному краху России. Всё это по-прежнему без всяких обоснований и объяснений.

Ещё одна бредовая фраза — он говорит, что если бы СССР существовал сейчас, нынешний экономический кризис привёл бы к победе коммунизма во всемирном масштабе. Кстати, в 1929 году СССР существовал, и разочарованных в коммунизме как идее тогда ещё не было, коммунизм был популярен, однако победы коммунизма во всемирном масштабе не произошло.

Ещё — по нарастающей — сравнение кризиса с изнасилованием. Дескать, разделение последствий кризиса и необходимости преодоления их на все страны мира равносильно разделению ответственности за изнасилование на всех, не исключая и жертву. Совершенно некорректное сравнение. В первую очередь потому, что в современной экономической системе добровольно участвовали все страны, и ответственность они несут в той или иной степени пропорционально своему участию. Но опять и опять проталкивается мысль — мы не виноваты, мы ни при чём, мы страдаем ни за что, мы платим за ошибки Америки. (То, что мы на них заработали почти всё, что имеем, не упоминается). И с этим же связано — «мы попали в кризис вместе со всем миром, но выходить будем только сами по себе, только одни».

Всё или почти всё выше изложенное — это как бы не основные мысли Леонтьева, это слова «в сторону». Но итоговые выводы следуют именно из того, о чём он только вскользь упоминает. Связанность, сходство идей и намёков, растворённых во всём спиче, создаёт ощущение основательности и последовательности, хотя основательности никакой нет. Но работает ведь! Ещё как. Пока не увидишь текст, не поймёшь, а в виде текста заикания Леонтьева расписывать нема дурных.


Цитаты

20.02.2009

Спад обрабатывающей промышленности связан пока не с сокращением конечного спроса населения, а с ухудшением финансового состояния промышленности (падение оптовых цен, высокие процентные ставки, сокращение экспорта и внутрипроизводственного спроса). Однако, Россия явно застыла на грани качественных изменений: уже началось падение номинальных доходов населения, хотя население пока еще не сократило свой спрос. 
Вероятно, дальнейшее развитие тенденций, сложившихся в сфере конечного спроса населения, приведет ксерьезному падению доходов населения и его покупок уже в марте-апреле 2009. Что вызовет новую мощную волну промышленного спада. Теперь это спрос будет подпитываться не только очередным витком ухудшения финансового положения промышленности (еще более сильным из-за резкого ужесточения денежной и бюджетной политики в конце января — феврале), но и сокращением конечного спроса — как со стороны населения, так и Правительства (сокращение бюджетных расходов). Думаю, весной мы увидим углубление спада в обрабатывающей промышленности до 40% (к соответствующему месяцу прошлого года). Что даст новый виток росту безработицы, снижению доходов населения, сокращению конечного спроса — и далее вниз по дефляционной спирали.

(http://alexmix.livejournal.com/14232.html)

Неплохо одетая женщина, по виду предприниматель или банковский чиновник, с горечью говорит мне: «Ну как же так! Вот наши родители работали, работали, загубили здоровье — и ничего не могли нам оставить. А теперь мы потратили всю нашу сознательную жизнь на зарабатывание денег, пытались их правильно разместить — и опять ничего не оставим нашим детям!»
Это и есть суть того разочарования, которое испытывают сегодня многие добившиеся успеха в путинской России. Еще вчера они убеждали собеседников, что не стоит обращать внимание на возрастающую неадекватность власти, трескучую пропаганду, по уровню восприятия реальности приближающуюся к советским временам, на попытки переписать историю. Сегодня они видят, каким призрачным было все это благосостояние: их накопления мелеют, недвижимость, в которую многие вложили деньги, дешевеет, их или их родственников увольняют с работы.
И при этом власть, на которую они старались не обращать внимания, оказывается совершенно неспособной реагировать на новые экономические проблемы скатывающейся в пропасть страны. А телевидение, которые они старались не смотреть, по-прежнему рассказывает, что все не так уж плохо. И можно было бы, конечно, поверить, что все не так уж плохо, если бы не эта неотвязная мысль: неужели им, как и их родителям, нечего будет оставить детям? Новорожденный российский средний класс проиграл.

(http://grani.ru/Politics/Russia/m.147779.html)

Всё об одном.


Ну что, валютная стабильность опять закончилась?

17.02.2009

Доллар за сегодня

К началу февраля курс доллара в московских обменниках достиг уровня 36 рублей покупка и 36,40 — продажа. Именно тогда было возвещено об очередном валютном коридоре, и о том, что дальше рубль падать не будет. В самом деле, падение задержалось: курс держался неделю, а потом рубль начал даже расти, дойдя (опять же по доллару) до значений 34,15 покупка и 34,60 продажа. Но продержалось это недолго: ещё сегодня ночные курсы составляли 35,0 и 35,5  покупка и продажа соотвественно, а к 17:00 в обменниках курс составил 35,8 и 36,40 — то есть фактически  оказался достигнут тот самый уровень начала февраля. На этом пока что процесс завершился — к 21:00 курсы оставались пости такими же, как за 4 часа до того, 35,9 и 36,44. Интересно, продолжится ли падение завтра или «верхняя граница коридора» всё же не будет пройдена?

В любом случае, стороннему наблюдателю уже вряд ли кажется, что эти курсы являются равновесными — если рынок раз за разом бьётся в одну и ту же стенку, значит, наверное, кто-то его там держит и не пускает дальше? А если бы не было стенки, то рынок и дальше бы пошёл?

Пока что мои валютные накопления дорожали в рублях с начала ноября со скоростью 8,1% в месяц, и на каждый рубль, вложенный в евро и доллары в прошлом году, прибавилось в среднем по 24%. Что-то будет дальше?


Об общих ценностях

01.02.2009

По поводу беседы с [info]ivansim о правах человека подумал, что ведь на самом деле это хорошо, когда у разных народов разные ценности — ну в том числе что кто-то не признаёт прав человека в европейской редакции, например.

Это ведь очень удобно, это конкурентное преимущество. Если есть вещь, которая никому не нужна, которую все выбрасывают, а для меня она ценнее всего другого — это даёт возможность обмена, при котором каждая сторона оказывается в выигрыше.

(upd. Продолжение темы. Не хочу писать отдельный пост о том, как я ещё-не-дочитал Мизеса — дочитаю, напишу обо всём.)

Так же и народы: ведь если посмотреть, многие нашли в мировой системе специализацию по сродству. Китайцы трудолюбивы — и вот у них размещено производство со всего света. Американцы предприимчивы — и у них крутится финансовый капитал. Японцы самоотверженны — и вот у них самая передовая наукоёмкая, то есть наиболее рискованная промышленность. Немцы любят точность — и у них точное производство и машиностроение.

А что русским лучше подойдёт, какая черта у нас главная? И не подберёшь. Может быть, нетерпение, максимализм? Тогда нам правда, может, надо космосом заниматься и другими пафосными суперпроектами?

Между прочим, не является ли экономика, сам факт возможности экономических отношений, если не опровержением, то ограничением психоанализа и других гуманитарных дисциплин, изучающих человека и подразумевающих единообразие человеческого поведения, и соответственно общность мотиваций и стимулов?


Газ и судьба Украины

08.01.2009

Есть множество интерпретаций существующей ситуации. Самая простая — та, что даёт Газпром, о том, что Украина ворует газ, а Газпром вынужден прекратить его подачу — она не то что вовсе не выдерживает критики, но не отвечает на важные вопросы: где вы были, ребята, целый год, когда можно было вести переговоры о цене на 2009 год? и почему вы считаете отбор газа 1-6 января (который Европа не заметила) достаточным поводом к прекращению поставок вообще (что Европа как раз заметила, вплоть до объявления чрезвычайного положения в некоторых странах)? И так далее. На эти вопросы можно давать разные ответы, уточняя трактовку — но это всё так или иначе описывает ситуацию как «коммерческий спор хозяйствующих субъектов».

(На самом деле, конечно, тут нужно ещё поставить вопрос о субъектности. Кто в России участвует в скандале, кто задаёт тон — Кремль с его стратегическими и геополитическими устремлениями, Газпром с соображениями тактическими и коммерческими, или и те и другие вперемешку? И точно так же действия украинской стороны могут быть согласованной политикой какой-то единой силы или проекцией партийной и клановой борьбы, общей неразберихи, которой никто не хозяин).

Следующий уровень конспирологии — предположения о том, что Украина (или Ющенко, или Тимошенко, или Ахметов) загоняет Газпром в угол, либо что наоборот Газпром куда-то загоняет Украину. Последнее правдоподобнее — глядя на сообщения о цене в 450 долларов, о немотивированном перекрытии трубы, нельзя не думать, что в нагнетании ситуации и раздувании скандала больше других усердствует Газпром. Однако и обратная точка зрения существует — например, недавно её высказывал Фёдор Лукьянов.

Мне кажется, важнее, кто большим рискует. Газпром (Россия) всего-то может потерять лицо, о чём они и так не слишком беспокоятся, и получить за газ от Украины меньше, чем расчитывали. Украина может в результате этих игр просто прекратить существование. Государство находится на грани дефолта (пока что спаслись кредитом МВФ, но повышение цен на газ — один из способов этот кредит быстро проесть), гривна колеблется, упав однажды в два раза, социальные проблемы обостряются, парламентское большинство непрочно, вдобавок ещё и президентские выборы на носу. Достаточно будет состояться правительственному кризису или случись реальный дефолт украинского государства — и создастся ситуация для раскола страны, бюджетных суверенитетов, создания автономных правительств отдельных областей… Вот и возникнет повод для России опять защищать своих граждан, как в Грузии. Уже немножко страшно. Маленькая победоносная война, возможно, кое-кому скоро будет очень нужна.


Текущее время

24.11.2008

Ну вот, казалось бы, всё просто: опустить курс национальной валюты — и капитал вернётся на местный рынок: если вывод денег заграницу хотя бы в перспективе станет невыгоден из-за низкого курса, значит надо покупать местные активы, пока здесь всё ещё дешёвое. Спрашивается, почему это нельзя было сделать раньше? И почему курс рубля опускается понемногу, а не сразу? В цитированном мной «Эксперте» от прошлой недели был приведён график, на котором было видно: ЦБ понизил курс в прошлый раз — и сразу нетто-продажи долларов Центробанком выросли. Оказывается, есть даже некий закон — «правило Кругмана»:

В разгар валютной атаки плавная девальвация недопустима и невозможна. Мелкими уступками регулятор лишь раззадоривает спекулянтов, увеличивая их аппетит и масштаб средств, выставляемых против валюты, которая находится под атакой. Принимая решение о девальвации, регулятору надо сразу отходить на рубеж, который он может удержать…

«Эксперт» предполагает, почему ЦБ выбрал «неправильную тактику» — дескать, целью плавного изменения курса может являться установление гибкого курса рубля и отмена регулирования, тогда потери резервов оправданы. А мне как-то кажется, что всё дело в амбициях. Девальвация кажется неким бедствием не только «простым людям», но и высшему руководству страны — поэтому разрешить резкий скачок курса они не могут, вот и рубят хвост по частям.

* * *

РБК цитирует основные принципы предлагаемого Россией европейского договора о безопасности в версии Путина:

Во-первых, не обеспечивать своей безопасности за счет безопасности других. Второе — не допускать (в рамках любых военных союзов и коалиций) действий, ослабляющих единство общего пространства безопасности. И третье — не позволять, чтобы развитие и расширение военных союзов шло в ущерб другим участникам договора

Смешно: этими принципами любые военные союзы фактически запрещаются. Замораживается приём в существующие союзы новых стран (потому что любое расширение любых союзов может быть истолковано как нарушающее безопасность других стран), создаётся общая структура безопасности, в рамках которой осуществляется любая национальная оборона.

То есть предложение России состоит в том, чтобы функционально упразднить НАТО и ОДКБ и объединить их участников новым соглашением — правда, без США. Иначе говоря, Россия просится в НАТО, но при условии, что там не будет американцев. И они всерьёз думают, что такой, мягко говоря, неравный обмен кому-то покажется привлекательным?

* * *

Николай Злобин в «Ведомостях» анализирует выступление Медведева в Вашингтоне (статья выложена на сайте «Эха Москвы»). Медведев говорил много, отвечая на вопросы, возвращался и повторял некоторые вещи — поэтому неправильно понять его, казалось бы, сложно:

Сотрудничество между нашими странами гораздо важнее, чем получение каких-то односторонних преимуществ. Во всяком случае, я это понимаю именно так. И именно поэтому мы можем изменить стратегический контекст российско-американских отношений.

В России нет антиамериканизма, но есть сложности во взаимопонимании. И именно это и хотелось бы преодолеть с новой администрацией.

Мы не будем действовать, отвечая на европейскую ПРО, первыми. Мы будем действовать только в порядке ответных шагов. Да и то в том случае, если программа будет продолжаться в неприемлемом для нас варианте. Мы свои предложения делали, мы открыты к тому, чтобы обсуждать и другие варианты.

Мною были сформулированы пять принципов, текущих принципов российской внешней политики. Один из них – это принцип развития отношений с государствами, которые традиционно связаны с Российской Федерацией… Это, конечно, не только государства, которые граничат с Российской Федерацией. Это и другие государства, которые относятся к нашим традиционным партнёрам… Это государства, которые на протяжении десятилетий, столетий тоже находятся с нами в постоянных контактах. Которые очень важны для нас и политически, и экономически. Это значительная часть государств Европы. Это, может быть, и Соединённые Штаты Америки.

Возможно, Злобин и переоценивает готовность Медведева к диалогу с Америкой, но выступление и правда слишком мягкое — не встаёт оно никак рядом даже с Посланием Федеральному собранию. Там тон был совершенно другой:

Конфликт на Кавказе был использован как предлог для ввода в Чёрное море военных кораблей НАТО. А затем и для ускоренного навязывания Европе американских противоракетных систем. Что, само собой, повлечёт ответные меры со стороны России…

«Само собой повлечёт ответные меры» и «Мы не будем действовать первыми, мы открыты к обсуждению вариантов» — разница существенная. А прошло всего две недели. Что изменилось?

* * *

Тем же вопросом, хоть и по другому поводу, задаётся Дм.Бутрин.

Правительство России уже на второй месяц промышленного спада решило снижать налоги… Можно ли говорить о том, что кризис заставил наконец Белый дом прислушаться к сонму нобелевских лауреатов, говоривших о проциклической политике как об одной из главных опасностей государственного вмешательства в развивающихся экономиках? […] В первом приближении все соответствует теории: в фазе рецессии ответственное правительство снижает налоги и тратит по необходимости резервные фонды, в фазе роста, по крайней мере, не наращивает госрасходы и резервы, напротив, создает. Признать правоту этой версии лично мне мешают сразу несколько обстоятельств. В первую очередь, необъяснимое разочарование Белого дома и Кремля в проциклической экономполитике произошло в считанные дни, в течение которых в видимой части новостного горизонта не происходило никаких неожиданных для правительства событий, которые бы заставили его переосмыслить реальность…

Бутрин рассматривает антикризисную политику правительства — и приходит к выводу, что она непоследовательна и неэффективна, а правильные действия являются случайными: «сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время».

И я вот думаю: откуда вообще взялась уверенность, что у Медведева/Путина есть какая-то связная и целостная политика, какой-то план? По-моему, ответ на сакраментальный вопрос «Who is Mr.X» прост: загадка Путина, как и загадка Медведева — в том, что никакой загадки нет. Они сами не знают, что делать, и делают что попало, по ситуации или под влиянием лоббистов.


Про кризис

24.11.2008

Я сам не экономист — и напрягая мозги в попытках понять ситуацию, в очередной раз убеждаюсь в этом. Так что нужно всё как-то разложить по полочкам.

Когда у нас говорят о кризисе, обычно описывают его как падение производства, падение рынков (например финансовых) и колебания валютных курсов. Между тем, как я понимаю, главное в экономическом кризисе — это ограничение возможности людей зарабатывать деньги любым доступным им способом: применяя ли свою физическую силу (например, в поле), свободно нанимаясь ли на работу (на завод или в офис) или создавая собственное дело.

Остальные приметы кризиса являются производными: сокращается производство, сокращаются рабочие места, падает уровень жизни и т.д.. Кроме того, если есть возможность заработать, даже потерю денег в банке или потерю источника дохода можно сгладить и поправить со временем; но если возможность заработать отсутствует, потеря работы или вклада в банке становится вопросом жизни и смерти. Таким образом, правительство, выдвигая антикризисную программу, должно ответить на вопрос: как оно может помочь заработать людям.

Дополнительно, для стран с развивающимися экономиками кризис имеет и дополнительные черты, связанные со страновыми рисками и использованием иностранной валюты в качестве резервной, а иногда и расчётной: в первую очередь это бегство капитала и связанные с ним атаки на курс национальной валюты.

А.Илларионов, рассматривая антикризисные меры правительства Грузии, находит их правильными: была девальвирована национальная валюта (тем самым обмен её на доллары стал невыгодным, вывод капитала был прекращён, и правительству не пришлось тратить средства на поддержание прежнего курса), и одновременно резко понижены налоги. Понятно, что Грузия — это очень бедная страна, не располагающая ни большими валютными запасами, ни другими ресурсами, но именно поэтому их политика должна быть «чистой», как по учебнику — а более богатые страны могут смягчать или дополнять эти меры в рамках своих возможностей. В случае Грузии всё действительно понятно: снижение налогов стимулирует предпринимательскую активность, а девальвация лари стимулирует внутреннее производство, давая ему преимущество перед импортом.

Или другой пример: избранный президент США Барак Обама в своём обращении к нации первым делом говорит о сокращении числа рабочих мест как главном проявлении кризиса — и обещает реализовать программу создания 2,5 миллиона рабочих мест.

Российское правительство также опубликовало свой «План действий, направленный на оздоровление ситуации в финансовом секторе и некоторых отраслях экономики«. Рассматривая меры, которые кабинет Путина собирается предпринять, «Эксперт» пишет, что план «составлен на основе предложений, высказанных представителями отечественного бизнеса в ходе встреч с правительственными чиновниками в последние два-тримесяца, а также еще более ранних инициатив, до реализации которых у чиновников прежде не доходили руки» (и это важное замечание, как будет понятно ниже). Меры «плана Путина» предусматривают адресную поддержку отдельных отраслей (гибкое регулирование экспортной пошлины на нефть, отсрочка налоговых платежей для авиакомпаний). Также в плане есть отдельные возможности повышения ликвидности для участников рынка ценных бумаг («возможность допуска профучастников рынка ценных бумаг к операциям рефинансирования со стороны Банка России») и ипотеки («поручительства АИЖК в объеме 500 млрд рублей по ипотечным облигациям банков»).

При этом журнал отмечает: «правительство категорически отвергает возможность корректировки налоговой политики«.

(Правда, уже на съезде «Единой России» некоторые корректировки в налоговой системе были обещаны: Путин обещал предпринимателям «право уплачивать налог на прибыль на основе фактической прибыли, полученной с начала года», «снизить с 1 января 2009 года на 4 процентных пункта ставку налога на прибыль», «в рамках упрощенной системы налогообложения малого бизнеса… дать регионам право снижать ставку налога на 10 процентных пунктов — до 5 процентов». Но, увы, тем самым антикризисная программа правительства отчасти дискредитируется самим премьер-министром — возможно, она уже устарела — а предложенные меры тем не менее могут оказаться не так уж действенны, хотя бы потому, что для того, чтобы у предприятия уменьшилась сумма налога на прибыль, нужно, чтобы прибыль была — а тем, кто прибыли не получит, налогового облегчения никто не обещает.)

Наконец, план правительства предусматривает ряд мер, «призванных наконец-то облегчить российским компаниям доступ к капиталу». Для этого предполагается увеличение срока обращения биржевых облигаций до трех лет, «проведение дополнительной эмиссии акций и облигаций отдельных стратегических предприятий с их последующим выкупом уполномоченными организациями» и «выпуск инфраструктурных облигаций для финансирования инфраструктурных проектов, реализуемых на принципах частно-государственного партнерства». «Эксперт» предсказывает, что это означает, что выпущенные облигации будут приниматься в залог по репо Банком России, так что коммерческие банки, купившие данные бумаги, смогут получать полное рефинансирование в объеме этих облигаций. Несомненно, если всё сказанное будет реализовано, то это поддержит многие бизнесы. Но круг этих бизнесов сильно ограничен: нефтяная отрасль и авиатранспорт — это практически сплошь контролируемые государством крупные компании, да и облигации пдо гарантии государства смогут выпускать не все: «акции эмитента должны быть включены в котировальные списки хотя бы одной из бирж».

(А вот во френдленте я видел проект выделения кредитов под государственные гарантии всем добросовестным налогоплательщикам на сумму 50% от всех уплаченных налогов — если бы можно было ещё как-то гарантировать, что выделенные кредиты не пропадут, это было бы, наверное, действительно спасением для всех.)

Вдобавок, Центробанк ещё и поднял учётную ставку — так что даже лояльный «Эксперт» не удержался: «повышение ставок всерьез озадачило аналитиков: ужесточение денежной политики в условиях дефицита ликвидности — шаг нетривиальный».

Предыдущие меры правительства по борьбе с финансовым кризисом также были направлены на оказание помощи крупнейшим участникам рынков: выделенные средства были влиты в крупные госбанки и, судя по заяалениям самого Путина, во многом немедленно переведены в валюту и отправлены на Запад, не поддержав более никого.

Получается, что правительство борется не с кризисом, а с его последствями и проявлениями, причём только с теми, которые являются наиболее болезненными для крупнейших лоббистов, в первую очередь для госкомпаний. Спасают финансовый рынок, спасают то, что уже падает, а не то, что может упасть потом. Спасают крупные компании, а не климат рынка в целом — решают проблемы организаций, а не граждан.

Разве в России не сокращаются рабочие места? Наоборот, 30% компаний планируют сокращения. При этом Путин в своей речи на съезде ЕР не говорит о безработице почти ничего: «Должна быть разработана целая система мер по сохранению и созданию новых рабочих мест», и только где-то шестым, последним пунктом в общем списке задач — это, пожалуй, слишком мало.

То есть в целом съездовская речь Путина даже хороша. Поставленные задачи — укрепление банковской системы, повышение эффективности экономики и стимулирование инвестиций, поддержка промышленного экспорта — это отлично! Именно на этом и должна развиваться наша экономика, именно этим путём шли успешные восточноазиатские экономики.

Но в том-то и дело, что Россия до сих пор всё делала наоборот. Речь на съезде ЕР — это то, что Путин должен был сказать восемь лет назад. Неужели же и правда Путину не хватило времени, чтобы «определить направления дальнейшего развития страны и начать осуществление намеченных целей»? Когда же он теперь осознает, что надо делать с кризисом — неужели ещё восемь лет надо ждать?


Либерализм и сталинизм

02.11.2008

Услышав в интервью Ципко о серии книг о сталинизме, прочитал недавно «Политическую экономию сталинизма» Пола Грегори. Очень кстати пришлась книжка: недавно я читал Де Сото о невозможности социализма, и вот Грегори разбирает практику управления в СССР в тридцатые годы именно с опорой на критику социализма Мизеса и Хайека — из чего исходит и Де Сото.

Собственно, тезисы Мизеса и Хайека о невозможности «чистого» социализма Грегори и не оспаривает. Однако факт остаётся фактом: сталинская система существовала довольно долго, и это составляет один из вопросов, рассматриваемых Грегори. Другой вопрос — о целях Сталина при построении советской системы.

Ответ на вопрос о возможности достаточно догого существования советской экономики достаточно прост: эта экономика не была плановой в полной мере. Не было в её основе никакой научной организации планирования, а был управленческий хаос. Планы составлялись с различной степенью детальности (Политбюро рассматривало валовые показатели по отраслям и одновременно распределяло произведённые в Нижнем Новгороде автомобили с точностью до одной машины), планы не состыковывались друг с другом (плохо соотносились планы инвестиций и производственные планы, планы пятилетние, годовые и оперативные), планы запаздывали (годовые планы утверждались в лучшем случае в январе), планы основывались на неполной и недостоверной информации (сначала ВСНХ, а позже отраслевые наркоматы скрывали информацию от госплана, главки — от наркоматов, а предприятия — от главков). Тем самым советская экономика не опровергала тезис о невозможности плановой экономики, а отчасти и подтверждала его.

Несостоятельность планирования компенсировала «вторая» или «теневая» экономика. Теневая экономика — это отнюдь не только мелкая торговля из-под прилавка. Грегори рассказывает, что практически любое предприятие участвовало в теневой экономике, получая и продавая товары, в том числе производственные ресурсы, необходимые для выполнения плана. Приводится случай (кажется в Наркомтяжпроме), когда одно из предприятий смогло выполнить производственный план несмотря на то, что план по поставкам (то есть по обеспечению производства) был выполнен только на 50%. Или по тем же автомобилям: хотя Политбюро распределяло их очень точно, значительная их часть либо загадочным образом не доходила до получателей, либо машины сразу по получении признавались недоукомплектованными или бракованными и списывались, отправляясь куда-то ещё. В результате госплан не имел точных данных о количестве имеющихся автомобилей даже в основных советских учреждениях в Москве. Таким образом, идеи Мизеса и Хайека получают практическое подтверждение: планирование не способно учесть всех частностей рынка, рынок же, основываясь на сиюминутной ситуации, способен устранить все диспропорции — что и происходило.

Таким образом, попытка построения плановой экономики не удалась. Почему же номинально планирование оставалось средством управления экономикой? Грегори показывает, что различные планы имели различные цели. Пятилетний план играл практически только пропагандистскую роль, показывая людям желанную цель и обещая достижение этой цели («пряник»). В то же время оперативные планы (на срок меньше года) являлись средством сиюминутного управления, они постоянно и почти бессистемно пересматривались, создавая ощущение напряжения и постоянного стресса на местах («кнут»). И такое положение создавалось сознательно: только так можно было удерживать власть.

Грегори рассматривает несколько моделей диктатуры. От модели «научного управления» он отказывается прямо сразу. Модель «диктатора-рефери», модератора между лоббистскими группировками, может относиться к более поздним временам (Хрущёв, Брежнев), но при Сталине она не работала. Основной выбор делается между моделями «диктатора-эгоиста» и «оседлого грабителя». В первом случае целевой функцией диктатора является власть как таковая; во втором диктатор стремится развивать экономику с тем, чтобы обеспечить своей власти долголетие. Грегори показывает, что истина где-то посередине, но основной моделью оказывается всё же «оседлый грабитель». Более того, действия власти в соответствии с моделью «оседлого грабителя» были неизбежны, вне зависимости от конкретного персонажа, находившегося во главе государства.

НЭП усилил экономику страны и тем самым ослабил диктатуру партии; при этом политически и идеологически СССР и в середине 1920-х годов был тоталитарным государством. Чтобы сохранить диктатуру, власть должна была взять на себя развитие экономики, и более того, проводить это развитие ускоренными темпами. Единственным возможным путём такого развития была индустриализация. Единственным доступным ресурсом — крестьянство. Экспроприировав крестьян, власть могла обеспечить «первоначальное накопление капитала» для индустриализации. Экспроприация проходила сначала путём принуждения крестьян к продаже хлеба государству по заниженным ценам (хлебозаготовки), а когда эта политика вызвала сопротивление, власти пришлось применить силу и начать коллективизацию. Отобранный таким образом хлеб шёл на экспорт, обеспечивая валютные поступления для закупки промышленного оборудования и технологий (кредиты после дефолта 1918 года были недоступны). Таким образом, экспроприация крестьян обеспечила рост инвестиций в промышленности. Грегори показывает, что только рост инвестиций может быть основной целью диктатора в модели «оседлого грабителя».

Одновременно источником дополнительных инвестиций должна становиться и прибавочная стоимость, получаемая в результате промышленного производства. Для этого нужно стараться увеличивать производительность труда, не увеличивая зарплаты. Однако при определённом соотношении затрачиваемых усилий и выплачиваемого вознаграждения рабочий осознаёт, что зарплата не является адекватной и теряет стимул к работе, и производство падает. С другой стороны, чересчур высокие зарплаты сводят на нет возможность инвестиций. Таким образом, власть должна была находить оптимальный уровень зарплат, при котором рабочй не терял интерес к труду, а инвестиции были бы максимальны. Очевидно, что мотивация рабочих имеет не столько экономическую, сколько психологическую основу; одна и та же зарплата может казаться в одно время достаточной, а в другое время недостаточной мотивацией. Отсюда лавирование советской власти между увеличением инвестиций (основной целью) и повышением качества жизни (необходимое отступление). При этом ощущение народа, что «жить стало веселей», часто старались вызвать не через реальное улучшение жизни, а при помощи пропаганды.

В 1928-29 произошёл «кризис хлебозаготовок» (государство понизило закупочные цены на хлеб, при этом рыночные цены росли, и крестьянство отказалось продавать хлеб государству), в 1930 началась коллективизация. Первая пятилетка началась мощным ростом инвестиций и промышленного производства, но закончилась падением производства зерна и снижением уровня производительности в промышленности — возник лозунг «жить стало лучше, жить стало веселей», отменили хлебные карточки, началась пропаганда счастливой жизни и изобилия, правительство занялось обеспечением, с одной стороны, крестьян промышленными товарами и, с другой стороны, обеспечением городов продуктами — инвестиции в 1934 году снизились. В 1936 опять началось закручивание гаек, пошёл рост инвестиций, дошло до Большого террора в 1937-38 — и в 1939 вновь послабление (рост потребления, сокращение инвестиций).

Одно из интересных следствий этих рассуждений заключается в том, что Сталин действительно «принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой» — то есть ускоренное развитие промышленности в рамках модели «оседлого грабителя» в самом деле оказывается заслугой большевистской диктатуры, и не будь её, индустриализация России шла бы гораздо медленнее, в том числе к началу 1940-х уровень развития промышленности, особенно тяжёлой промышленности, был бы ниже. Правда, нужно принимать во внимание то, что роль личности Сталина в рамках модели не так велика — любой диктатор на его месте вынужден был бы делать то же самое. Кроме того, индустриализация оказывается «в одном пакете» с диктатурой, раскулачиванием и общим снижением уровня жизни — эти вещи нельзя разделить, и диктатура в этом наборе оказывается первопричиной.

PS. Кстати, Хлевнюк — один из наиболее цитируемых наших авторов по теме.


Кризис

28.10.2008

Вот правильно ли такое рассуждение?

Если кризис в первую очередь банковский и кредитный, то его жертвами станут те, кто так или иначе работает в кредит или у кого между вложением денег и отдачей проходит слишком много времени — инвестиционные проекты, импорт, крупные торговые сети. Если импорт будет загибаться, то спрос на валюту внутри страны упадёт, и курс рубля вырастет. Если курс рубля вырастет, то и экспорт станет невыгоден, особенно если иметь в виду экспорт углеводородов при понижающихся ценах на нефть.

В результате нас ожидает большая гадость, если только цены на нефть не вырастут и банковский кризис не прекратится — стагнация и возможно дефляция, а далее безработица.

И сбережения в валюту переводить бессмысленно, ни от чего не спасёт.


О роли разделения труда в производственном процессе

05.10.2008

Итак, проект, вроде бы, загибается, не начавшись. Год псу под хвост. И это можно было предвидеть: просто по тому, что постановка задачи, как она нам была сделана руководством, не учитывала интересов низовых работников.


 

В компании на всех уровнях существует чёткое понимание, что основным центром прибыли является индивидуальный работник. Дополнительная организация, обеспечиваемая централизацией ресурсов и координацией — то есть работой огромного центрального офиса, ИТ-инфраструктурой и т.д. — даёт гораздо меньший вклад в общую прибыль (хотя бы в силу больших затрат на содержание). Более того, любой низовой сотрудник производственного подразделения, уйдя из компании, может продолжить работать самостоятельно — пусть с большими рисками и меньшей прибылью — и даже сохранить за собой свою долю рынка. Поэтому основная задача компании — сосредоточить под своим контролем как можно больше индивидуальных работников и обеспечить им комфортные условия работы, при этом гарантируя их лояльность — причём это последнее даже не является необходимой и обязательной целью, а достигается только «по возможности».

Существующее ПО по большей части нацелено на учёт и не задаёт чёткого рабочего процесса, что позволяет организовывать работу в различных филиалах компании по-разному (возможно, это и было главной причиной, по которой нынешнее ПО удалось внедрить). Хотя в компании существует некий регламент работы, в каждом из филиалов соблюдают только те его фрагменты, которые не противоречат сложившейся в филиале практике. Преодолеть эту ситуацию практически невозможно по причине, изложенной выше — низовые сотрудники обладают большим влиянием, и их лояльность ставится выше всего. Любое усиление регламентации рабочих процессов, директивное перераспределение обязанностей — в том числе и путём внедрения нового ПО, требующего изменений в сложившемся стиле работы — встретит достаточно жёсткое противодействие снизу. Более того, это противодействие в разных филиалах может быть направлено на различные аспекты новой технологии — одним будет неудобно одно, другим другое — что с большой вероятностью обрекает проект (и другие, подобные ему) на неудачу с самого начала..

 


 

 

 

Организационная структура представляет компанию как обычное производственное предприятие: имеется разделение на административный и производственный персонал, для производственной части введена иерархия — начальники отделов (участков), руководители филиалов (начальники цехов) и т.д.. Но на самом деле начальник отдела является «играющим тренером», первым среди равных, руководитель отделения — чем-то вроде «крыши» в теневом бизнесе, так как именно рукодводитель отделения несёт основную юридическую ответственность за деятельность всех сотрудников филиала, прикрывая всех низовых сотрудников, формально подчинённых ему (причём ответственность имеется в виду перед законом, а не перед руководством компании).  

Здесь нет «конвейера» и разделения труда в рамках производственной цепочки — каждый низовой сотрудник ведёт полный цикл создания конечного продукта самостоятельно, компания только предоставляет ему при этом некоторые сервисы (информационные, юридические и т.д.). Более того, изменение стуктуры компании с целью создания единообразного процесса и разделения работ в промежутке от заказа до исполнения между разными узкоспециализированными сотрудниками невозможно в принципе — каждый работник относится к создаваемому продукту как своему неотчуждаемому имуществу и к источнику дохода, которым вовсе не хочет ни с кем делиться.

Из вышеизложенного видно, что существующее иерархическое разделение труда никак не соответствует тем отношениям, которые обычно существуют на производственных предприятиях. Более того, компания по своей природе не является капиталистическим предприятием, по примеру завода, крупного конструкторского бюро или банка.  Можно сказать, что компания является в большей мере кооперативом индивидуальных предпринимателей или «цехом» ремеслеников в феодальном понимании этого слова. Также можно рассматривать различные социальные модели — «демократия», «общественный договор» и т.д..

Именно эта тема меня интересует более всего. Для меня лично не так важно, как привести существующую странную практику к некому стандарту и внедрить наконец наш многострадальный проект, продавив его во все филиалы и принудив низовых сотрудников выполнять единообразные для всех правила. Гораздо интереснее, как функционирует бизнес сейчас, в каких терминах может быть организован анализ и как должны быть организованы сервисы для такой разнородной структуры.

 


 

 

 

Ещё раз перечислим основные особенности.

1. Отсутствие разделения труда и самостоятельность работников: полный цикл производства конечного товара — фактически основной бизнес-процесс компании — осуществляется одним низовым работником производственного подразделения (любым, вне зависимости от квалификации). При этом низовой работник может осуществлять ту же деятельность самостоятельно вне компании.

2. Компания как набор сервисов. Поскольку конечный продукт создаётся от начала до конца одним работником, прибыль по каждому созданному товару поэтому также изнально принадлежит ему одному. Компания получает свою долю в прибыли от создания продукта, предоставляя работнику набор сервисов — офисное помещение, квалифицированное юридическое обслуживание, информационные ресурсы, доступ к рекламе и т.п..

3. Распределение прибыли снизу вверх. Наиболее важные сервисы, такие как юридическое обслуживание деятельности работников, предоставляются на уровне филиала. Исходя из этого положения, руководитель филиала, занимающийся организацией этих сервисов, первым получает свою долю в прибыли от создания продукта. По этой же причине он обладает необходимым авторитетом среди работников и имеет возможность самостоятельно организовывать процесс на своём филиале. Предоставляемые центральным офисом сервисы более высокого порядка (единая информационная база, централизованный доступ к рекламе и т.д.) имеют меньшее значение, а кроме того менее удобны — как в силу унифицированности, так и из-за того, что при их предоставлении учитывается не только интерес низового работника, но и интересы центра: эти сервисы вводят дополнительную регламентацию, дают центру возможность сбора статистики и наблюдения за непосредственным созданием продукта каждым индивидуальным работником, ограничивая его предпринимательскую свободу. За предоставление этих сервисов центр также получает свою долю, но во вторую очередь -после руководителей филиалов. В центре также есть свои уровни — заметно, что в управлении работой филиалов большим весом обладают руководители департаментов, и меньшим — высшее руководство компании. Функции последнего сводятся к общей культуре работы с едиными сервисами, сообщениям о ситуации на рынке и согласованию между подразделениями общего бюджета компании.

 


 

 

 

Центр имеет на местах своих «агентов». В рабочий процесс были встроены специальные контролёры, назначаемые из центра, требующие от работников предоставлять определённую информацию о ходе производственных процессов и сохраняющие её в единой базе данных. Эта база данных является инструментом контроля центра за индивидуальными работниками, гарантирующей их лояльность. 

Аналогично, работники юридических служб могут быть представлены как встроенные в производственный процесс агенты, действующие одновременно как в интересах руководителей филиалов, так и центра. Однако если контролёры центра непосредственно не предоставляют работникам никакого сервиса, только косвенно обеспечивая работникам доступ к ресурсам центра, юристы жизненно необходимы для нормальной работы.

 


 

 

 

Основной конфликт в этой структуре можно описать как противоречие между демократией и бюрократией. Бюрократия (административный аппарат, центральный офис) всегда стремится к полному контролю за деятельностью людей, и к перераспределению через себя всех получаемых благ (то есть к классическому социализму и ресурсному государству). 

По факту, сейчас роль аккумулирующего и распределяющего центра играют руководители филиалов — именно они, по факту полученной прибыли, распределяют полученные средства — выдают заработную плату, фактически являющуюся прибылью каждого индивидуального работника по созданным продуктам. Центр участвует в разделе прибыли, предоставляя отчёты о деятельности отдельных работников и филиалов в целом: на основании этих отчётов определяется пропорция раздела прибыли между работниками.

Между тем каждый отдельный человек, занятый производством прибыли, предпочитает ограничивать свои отношения с бюрократией уплатой чётко регламентировнных налогов, при этом требуя от государства соблюдения своих интересов и выполнения свих запросов («демократия налогоплательщиков»). Свободный гражданин может допустить, что госдарство будет так или иначе собирать информацию о нём, но не допустит прямых указаний о том, как ему жить и что делать. Работник, отдав компании свои деньги и возможность ставить условия, на которых он получает заработанные им деньги обратно, будет воспринимать установления всё новых ограничений как нечестную по отношению к себе политику.

 


 

 

 

Компания разделена на два больших блока (назовём их А и Б), занимающихся деятельностью, относящейся практически к разным отраслям. Сказанное выше относилось к блоку А. Однако и в блоке Б можно найти примеры такой же организации управления — достаточно найти подразделение, где титульный продукт, создаваемый этим подразделением, производится от начала и до конца индивидуально одним работником.

Каждый такой работник оказывается мини-предпринимателем, творцом, имеющим свой стиль работы и не желающим менять его. Группа работников образует отдел или «рабочую группу», связанную личными отношениями, достаточно замкнутую и имеющую собственную культуру труда. Для отношений с внешним миром (в первую очередь с руководством) из такой «рабочей группы» выделяется один представитель, выступающий от имени всех сотрудников, унифицируя интерфейс взаимодействия рабочей группы с компанией и скрывая от компании все индивидуальные особенности каждого работника. Иногда, если суть отношений рабочей группы с компанией состоит в информационном обмене, этот представитель может иметь должность ответственного за автоматизацию или даже начальника отдела автоматизации. В других случаях он имеет должность главного специалиста. Иногда для взаимодействий разного рода подразделение может иметь представителей того и другого типа.

И хотя в блоке Б работники не дают компании непосредственного дохода, общая неявная идеология всё равно заключается в свободном творческом труде работников, платящих компании лояльностью за предоставление сервисов — информационных ресурсов, централизованной службы заказов и т.д., а основным стремлением администрации всегда является борьба с возможной нелояльностью — «левыми» заказами, которые работники выполняют, используя сервисы, предоставляемые компанией. Точно так же в блоке А борьба с левым производством, осуществляемым за счёт ресурсов компании её сотрудниками, является одним из приоритетнейших направлений учётной работы центра.

 


 

 

 

Можно ли управлять такими «рабочими группами»? Практика показывает, что процесс может быть построен достаточно строго, пока он не затрагивает отношений внутри группы. Разделение труда внутри группы не должно задаваться сверху. Фактически, рабочая группа должна быть в понимании процесса единым актором, исполняющим ту или иную работу. Процесс должен видеть в рабочей группе одного человека — поскольку всё равно исполнять работу будет по факту один человек индивидуально.

Единоличный труд по созданию конечного продукта, судя по всему, является основой для структур подобного «перевёрнутого» вида, когда низовой сотрудник обладает самостоятельностью, а компания вынуждена подлаживаться под его запросы. Если работник создаёт всё же не конечный продукт, с которым на рынок выходит компания в целом, и результат его работы передаётся другим сотрудникам для дальнейшей работы, организация индивидуальных горизонтальных связей в рамках производственной цепочки между смежниками могла бы помочь в борьбе против «сепаратизма» подразделений и чувства исключительности отдельных сотрудников. Если же смежников нет, руководству компании необходимо их создавать — формируя особые службы работы с клиентами и уводя тем самым производственников с потребительского рынка, разделяя производственный процесс на этапы, выполняемые разными людьми и т.д..

Также проблемой может стать различие между рабочими группами: в первую очередь выработанный спонтанно разный интерфейс взаимодействия сходных по функциям рабочих групп с управляющим аппаратом компании и вытекающая отсюда невозможность создать унифицированный процесс взаимодействия со всеми рабочими группами. Выходом в таком случае является либо насильственное изменение сложившейся практики работы, либо создание «интерфейсных надстроек» над рабочими группами из представителей центрального аппарата. Примером такой надстройки являются упоминавшиеся выше «контролёры» центра в производственных подразделениях: встраиваясь в различающиеся от филиала к филиалу процессы производства, подчинённые центру контролёры обеспечивают единый интерфейс учёта работы филиалов и отдельных работников.

 


 

 

 

Возвращаясь к нашему проекту. Мы в нём влезли в нерегламентируемые отношения внутри рабочих групп, и занялись перераспределением работы между участниками сложившихся процессов. Действуем мы при этом от имени центра, то есть не имея за собой даже авторитета руководителей филиалов. Понятно, что проект имеет трудности при внедрении!

Нужно вылезать.

1. Надо отойти от явного указания способов взаимодействия между сотрудниками филиалов — они сами найдут, как им взаимодействовать.

2. Надо сделать систему по возможности только регистрирующей, а не регламентирующей процессы работы, уйти от дублирования в системе производственных процессов и оставить только регистрацию получаемых результатов.

3. Также, если удастся, нужно создать отношения подчинённости между теми, кто будет работать в системе, и центральными службами, которые будут потреблять ведённую информацию (по аналогии с контролёрами) — для возможности непосредственного влияния заинтересованных центральных служб на качество работы в филиалах.

 


 

 

 

А ещё всё это наводит меня на мысли о важности диалога. Когда дело делается в одиночку, такая работа не рефлексируется, появляются привычки делать работу каким-то определённым образом, который воспринимается уже как единственно возможный, и различные фигуры умолчания. Работа каждого человека становится совершенно индивидуальной, и общий процесс перестаёт поддаватья обобщённому описанию. Это приводит в конечном итоге к конфликтам и потере прибыли. Но стоит начать общаться, дав каждому работнику контрагента-собеселдника, и возникает естественная потребность в регламентации, в рефлексии, в описании и понятийном аппарате… Любое дело нужно делать вместе, а не в одиночку.


Коллективное сумасшествие

09.09.2008

В заголовках новостей Грузия и прочая внешняя политика, а если и промелькнёт сообщение о курсе валют, индексах или корпоративных новостях — то как-то совсем без обобщений и комментариев. Я тоже так увлёкся политикой, что про экономику как-то позабыл.

А между тем — рубль падает, РТС падает, ММВБ падает, государство в очередной раз повторило случай ЮКОСа, в результате очевино спланированной кампании захапав AirUnion и отдав его в управление, кажется, клану Лужкова…

Собственно, одного курса рубля достаточно. При колоссальном уровне внешнего корпоративного долга только падения рубля нам не хватает! Банковской сфере, значит, тоже грозят потрясения… И инфляция, между прочим, тоже не стоит на месте. Я не экономист, мне трудно осмыслить все проблемы, но ведь кажется дело серьёзное?

upd. Бывший зампред ЦБ РФ Сергей Алексашенко:

Падение фондового рынка в среду на 8-9% меня потрясло, но уже не самим фактом падения — оно, как реакция инвесторов на маленьую победоносную войну, для меня было очевидным давно, —  а тем, что на него уже никто в стране не реагирует: ни газеты, ни новостные сайты — кроме коротких сообщений, что, мол, рынок снова упал, нет ничего. Не говорю уже о реакции экономических министров, — как будто всё это происходит на другой планете…