Коммент

Язык как система — избыточен, говорят лингвисты (более точно мысль у Пинкера надо сыскать). И поэтому утверждение, высказанное на языке, почти всегда осмысленно и тем самым верно. Есть свобода или нет свободы, и то и другое в каком-то смысле правда. Играться парадоксами такого рода какое-то время может быть весело, но рано или поздно становится скучно.

Всегда есть соблазн, конечно, пободаться с определениями (что такое свобода? что такое демократия? является ли коррупция проявлением свободы или наоборот?), но какой в этом бодании толк, если как ни определи свободу, но в каком-то смысле она всегда есть, а в каком-то её никогда и нигде нет и не было?

А можно даже сделать так, чтобы в одно и то же время взаимоисключающие фразы были верны, и не мешали бы друг другу. Например, в Афинах была демократия (значит есть свобода), но было и рабство (то есть одновременно нет свободы). Точно так же у нас — правящий класс избирает себе президента (кто поспорит с тем, что нынешняя власть отвечает интересам бюрократии? значит, есть свобода), правящий класс воздействует на власть (и нет никакого авторитаризма), и даже (при помощи коррупции или прямо не исполняя закон) сопротивляется порядку, который пытается установить государство. И что особенно чудесно, это сопротивление получается совершенно естественно, потому что и коррупция — это они, и государство — это тоже они. Чудесная идиллия самоуправления и диалектической гармонии, этакая национальная рефлексия. Ну а, скажем, рабы — их демократия не касается. Но это не так уж существенно: ведь в нашем обществе границы классов размыты, сословная принадлежность достаточно условна, и каждый может хотя бы попытаться пролезть на самый верх. Можно так рассуждать и так описывать наше общество? И так тоже можно.

Но всё это, конечно, только досужие разговоры. Совершенно прав Дмитрий Львович: всё у нас есть. И свобода есть, и рабство есть. И право, и бесправие. Всё разумное действительно. И закономерность есть, и одновременно неопределённость есть, прямо как в физике. То есть как в природе. Как везде.

Втихомолку

Закончил «Чёрных собак» Макьюена.

Две собаки, воплощения зла, живущего в наших душах, ждущего своего часа («где-нибудь в Европе, в иные времена…»); и Майданек, где погибали евреи, но именно евреев советские власти вычеркнули из списков жертв; и мальчишка-провокатор с красным флагом, и гопники с наколотыми свастиками… Я подумал, что политика Европы всегда будет антироссийской, пока мы не стараемся избавиться от этого зла в себе. Мы носим в себе зло тоталитарного прошлого, а они своё тоталитарное прошлое изживают, вытесняют на периферию, стараются отстранить его от себя, сделать чужим — в результате всё зло становится нашим: это мы последние, кто ещё не отрёкся от зла.

«Стоило ей только прерваться на минуту и перестать нести восторженную чушь, паузу тотчас заполнял Бернард — высокопарными банальностями, воинственно-звонкой фразеологией из марксистско-ленинского арсенала, всеми этими «фронтами», «наступлениями» и «врагами»…» Утешение только в том, что наше зло — то же, что носили и другие, да и сейчас носят. Между восторженной чушью и бесчеловечными высокопарными банальностями, мешающими, например, видеть в войне трагедию отдельных людей — так сейчас стоим мы, но так и всегда стояли люди.

В эпопее, закончившейся избранием Путина главой ЕР, слишком много рабского. Я вот всё думал: о чём они там говорят друг с другом на съезде? Ни один из них не стал самостоятельным или сколько-нибудь ярким политиком, работая в ЕР. Многие пришли в партию, уже будучи состоявшимися людьми, но новых интересных политиков партия не породила. ЕР не является самостоятельным субъектом политики, они — лишь только лояльное думское большинство, выполняющее чужую волю, а их собственные инициативы чаще всего были только пародией на слова того же Путина или решения правительства — ЕР пыталась угадать монаршую волю, доводя идею до какого-то нелепого реакционного абсурда, а потом сама же отказывалась от своих предложений. О чём им говорить? Они пытались придумать себе программу, но выдумали только «План Путина», заключающийся в простой известной фразе «что бог (в данном случае Путин) ни сделает, всё к лучшему». И вот эти политические мертвецы наконец публично признали, что без Путина они ничто, и стали униженно просить его володеть ими. И даже в этом они нашли способ особенно унизиться: ввели пост беспартийного председателя партии. «Не хочешь вступать, не хочешь быть с нами — не надо, ты только приди и властвуй». А самым мерзким в этой убогой тягомотине мне кажется даже не их рабская униженность, а согласие Путина. Всё же как ни вызывает омерзение раб, расстилающийся перед господином, но господин, наступающий на униженного раба, ещё противнее.

И теперь ещё более вероятным стало возвращение России к авторитаризму, к бесчеловечному и унизительному для людей правлению, вот что самое неприятное. То, что нужно выдавливать из себя по капле, сегодня на съезде ЕР это пили бочками. То, с чем в своей душе нужно бороться, они гордо выставили напоказ. И что с ними такими делать?