О классах в России

С чего бы начать?

1. Основа — всё то же самое. Кордонский: административный рынок, распределённый образ жизни, ресурсное распределительное государство. И Восленский: номенклатура.

2. «Крестьяне» и «менеджеры» как неимущий и имущий класс. Кордонский уже показал, что «распределённый образ жизни» в России имеет всеобщий характер — фактически, в России нет разделения на город и деревню, все живут одним и тем же укладом. (А Глазычев показал, что у нас нет города, а есть только слобода). Тем самым у нас нет пролетариата, а есть некое преобразованное (слободское) крестьянство. Нет пролетариата — и так же нет буржуазии: не потому, что некому сыграть её роль, а просто самоосознание общества ещё пока не допускает буржуазии как отдельного класса. Рантье возможны только от власти, а богачи — это просто очень разъевшиеся ларёчники, сиречь «кулаки» — зажиточные «крестьяне». Это стало очень заметно в последние 8 лет, когда крупный бизнес, не сросшийся с властью и/или не подчинявшийся ей, был практически уничтожен. Это было такое же раскулачивание, как в 1930-е годы — что было бы невозможно, занимай буржуазия место класса-эксплуататора. Напротив, она очевидно была и сейчас остаётся эксплуатируемым классом, а хозяином-эксплуататором является Вертикаль. Собственно, «прегрешение» буржуазии и заключалось в том, что она «не делилась» своими доходами. Как только «крыши» стали «красными» и бизнес признал необходимость отчисления какой-то доли чиновникам, конфликт между бизнесом и властью утих.

3. Важно заметить, что раскулачивание только в нескольких случаях произошло драматическим образом (Гусинский, Ходорковский и т.д.). Другие бизнесмены были инкорпорированы во власть — как если бы кулака в 1930-е назначили председателем колхоза. Бизнесмен становился в таком случае признанным властью, уполномоченным от власти эксплуататором, но переставал быть буржуа, превращаясь в наёмного менеджера, фактически чиновника (см. знаменитую фразу Дерипаски о том, что всё своё он всегда готов отдать государству). Этот процесс может быть проиллюстрирован тем, что по данным О.Крыштановской в последнее время вход бизнеса во власть становится весьма активным, и с другой стороны чиновники также активно входят в органы управления компаний.

4. Эксплуататорская сущность правящего класса понятна — они реквизируют результаты труда «крестьян», распределяя прибавочную стоимость по своей вертикали (впрочем, и сами они участвуют если не в производстве, так в управлении, что также немаловажно: не только прибавочную стоимость они потребляют). Что является признаком входа в правящий класс? Очевидно, соучастие в эксплуатации: но в чём оно выражается? В последнее время в России чрезвычайно распространилась система оплаты труда в форме процента от заработанного. Вроде бы очевидно, что такая форма оплаты является эксплуатационной — нормы выработки («ноль», при котором процент не начисляется), ставка процента и само его вычисление зависят от работодателя, поэтому процент только привязывает работника к месту и делает его более зависимым. Тем не менее, процент считается «престижным», к нему стремятся как к некой пред-имитации собственного бизнеса (что очевидно неверно). В то же время нельзя не отрицать, что на проценте во многих сферах (из знакомых мне консалтинг, управление проектами, недвижимость) люди создают своё благополучие, зарабатывая больше, чем позволила бы им стандартная ставка заработной платы. Процент часто сопровождается специфической идеологией «успешного менеджера» — этот комплект «деньги плюс идея» и работает. Самое интересное в проценте — то, что он является вариантом «административного рынка», описанного Кордонским. Там распределение ресурсов сверху вниз также происходит с «отщипыванием» какой-то доли на каждом уровне. И отношения между уровнями такие же диалектические: то ли низы у верхов воруют, то ли верхи от щедрот нижестоящих одаряют. Взаимная выгода выше- и нижестоящих определяется результатом торга, и как и в настоящей торговле, результатом купли-продажи является обоюдная удовлетворённость. Таким образом, и результат «административного торга», и процент, получаемый «успешным менеджером», являются одновременно и средством распределения общей прибыли класса, и механизмом эксплуатации нижестоящих менеджеров вышестоящими. Эта самоэксплуатация — самый интересный феномен в нашей реальности. Благодаря ей у «пищевой цепочки» эксплуатации не существует финального звена: все едят всех, и вместе с тем все со всеми делятся. Ещё одним вариантом этой же диалектики является пара коррупция + борьба с коррупцией: коррупция позволяет коррупционерам повышать свой личный процент, персональную норму властной ренты, а борьба с коррупцией — мера ограничивать зарвавшихся, перераспределяя ресурсы в обратном направлении. Тем самым что коррупция, что борьба с ней являются только формами одного и того же перераспределения, вариантами действий в ходе административных торгов.

5. Спецификой такого положения дел является шаткость положения любого менеджера: процент может быть урезан сверху, кормушка отнята. Излишки вкладываются не в расширение исотчника благосостояния (да и как можно расширить кормушку, если не ты её строил?), и не в накопление, а в потребление. Отсюда консьюмеризм, так распространённый в правящем классе, и как следствие консьюмеризма — фетишизм. Если у кого-то есть «Бентли», это говорит о его статусе — значит хоть когда-то он имел доступ к достаточно большой кормушке. Сама по себе кормушка статуса не даёт — она вещь временная, почти случайная. Успешность заключается не в должности, а в личном преуспеянии, в том, что успел урвать, пока давали.

Классовое

Хотел написать в комменте:

«Какое счастье, что этот жуткий консьюмеристский класс (мега, дурдин, бентли…) не признаёт меня своим, в чём я неоднократно убеждался! Хоть за что-то зацепиться можно, чтобы не сгорать от стыда, что я такой же… Да, я тоже весь из классовых предрассудков. Более того, я маргинален и люмпенизирован. Но я хоть не говорю, что мне на социальные реалии и классовые предрассудки наплевать, и поэтому — только поэтому — имею возможность контактировать, не взирая на… А если бы нет? Представь нерефлексированную классовую — то есть не-личную, безличную — лютую ненависть ко всему, что тебе кажется статусным и ценным…»

Вру? Да, тоже вру. Конечно, я принадлежу к своему классу, как бы я ни брыкался. Моя любимая ситуация — представлять себя маргиналом. Фига с два…

Любимые ситуации

У каждого своё. Одним (как только что ещё раз подтвердилось) хочется казаться непонятыми и отвергнутыми, жертвами равнодушного злого мира. Этот мир пытается переделать их в соответствии со своими стандартами, не понимая, что именно в этом случае стандарты не подходят…

А мама с надеждой спрашивает, не болит ли у меня что (ей как будто хочется, чтобы я заболел), и интересуется, почему я разлюбил её салаты, хотя я ел салаты всю неделю и отказался только один раз — сегодня, так как был очень сыт (как будто хочет, чтобы я отозвался о её стряпне неодобрительно).

Ситуации негативные, неприятные, но при этом желанные: казалось бы, нонсенс. Но логика тут есть.

Найти подтверждение своей отверженности — значит дать себе индульгенцию, оправдать свою невписанность в существующие обычаи и порядки. Сделай мне выговор, прочитай мне лекцию, попробуй заставить меня делать так, как тебе надо, даже подними на меня руку! — и я точно буду знать, что ты не прав, а я — прав. И может быть я даже уступлю твоей силе и сам начну встраивать себя в ваш мир… Боюсь, что молодость чувствует примерно так. О, эта юношеская гордость, не дающая делать логичные и правильные вещи из чувства протеста!

А мама — ей просто хочется подтвердить свою нужность, она хочет, чтобы был повод проявить заботу.

Всё это возрастное. Молодость бунтует, а в маме говорит не реализовавшаяся бабушка… Так старики любят говорить о смерти, смакуют недомогания и болезни соседей и их собак (Марья-то Петровна совсем плоха стала! — А Маруська, беленькая такая собачка, слышали? померла!) Хотят поначалу примерить неизбежное на других, понемногу приближая к себе…